— Там Малахов курган.
— И Сапун-гора. Я вчера книжку читал. Знаешь, какая интересная! Враги укрепили ту гору, а наши штурмом вышибли их оттуда. Давай сделаем четвероклашек белыми, а сами будем красными, пойдем штурмом на гору. Вот надаем им по шеям! И все будет законно.
— А умнее ничего нельзя придумать?
— Не подходит? — не обиделся Синицын. — Ладно, подумаю еще.
Он так задумался на уроке истории, что не смог повторить ни одного предложения, и учитель заставил его дослушать объяснение возле доски.
На последнем уроке Генка вдруг стукнул меня что есть силы между лопаток. Я крякнул. Фаина Ильинична решила выпроводить нас из класса.
Генка, как мне показалось, с радостью побежал к двери, попросив:
— Захвати тетрадь и карандаш.
Услышав это, учительница сказала:
— Пусть он один проветрится. Сядь, Морозов.
Я стоял в нерешительности, переводя взгляд от двери к учительнице и обратно, пока не услышал ехидную реплику Грачева:
— Отпустите его, Фаина Ильинична. У них закон такой: товарищ за товарища…
Класс засмеялся, а Фаина Ильинична удивленно подняла брови и спросила:
— Ты не хочешь присутствовать на уроке?
— Хочу.
— Тогда садись.
Но разве можно слушать урок, когда за дверью твой друг и не просто проветривается, а ходит с идеей и, чего доброго, не дождется тебя, убежит к отцу в больницу?
Однако Генка не убежал, он мужественно прятался от директора и учителей, ожидая звонка, за большим шкафом пионерской комнаты.
Когда Фаина Ильинична вышла из класса, Синицын подошел к парте и начал быстро собирать свой портфель. Он, конечно, знал, что сейчас его начнут снова прорабатывать. Чтобы не дожидаться этого, Генка, бодрясь, бросил:
— Опять к отцу опоздал.