Мы уже не смеялись. Нам было стыдно за Синицына. Ну зачем он так? У меня даже руки зачесалась: так хотелось дать ему по шее. А Тарелкина не выдержала и крикнула:
— Лентяй ты, Синицын. И совести у тебя нет.
Ее тут же поддержал Грачев:
— А еще слово адмиралу давал.
— Так я же насчет макулатуры обещал.
— Брось прикидываться, Генка, — не вытерпел Саблин.
Учительница поднялась и попросила прекратить перепалку. Она с сожалением посмотрела на часы и сказала, что объяснить нового материала не успеет, но завтра будет спрашивать.
На перемене все звено окружило Синицына.
— Долго ты будешь тянуть нас назад? — накинулась на него Лена. — Оставим тебя после уроков и заставим делать домашнее задание.
— Верно, — согласился я с Тарелкиной. — А то он меня одного не слушается.
— Сеня, — поклялся Генка, — с новой четверти буду слушаться. Даю слово.
— Твое слово, что ветер, — рассудительно заметила Киреева.
Генка поднял руку над головой:
— Даю честное пионерское.
— Но чтоб в последний раз, — сжалилась Тарелкина.
Как только мы остались вдвоем с Генкой, он сказал:
— Какой бы нам бой дать мелюзге? Ты ничего не придумал? Может, устроим штурм Сапун-горы?
— Что за Сапун-гора?
Боцман хихикнул:
— Темнота. Под Севастополем есть такая.