— Но тут я вас подвел. Извини, юноша, — Толстопятое виновато наклонил голову и развел руками. — Чудеса кино.
— Эти зеленые, — заговорил гример, расчесывая парик. — Их нетрудно провести. У меня случаи куда забавнее были. — Он присел на один из ящиков и, глядя в угол палатки, заговорил:
— Снимали мы «Депутата Балтики». Кончили застольный период, приходит ко мне Коля и просит: «Вася, душечка, загримируйте меня. Хочу проверить, узнают меня друзья-приятели или нет». Исполнил я его просьбу, — сделал из него академика Полежаева. Приходит он часа через три, сияющий, счастливый, обнимает меня. Был, говорит, у троих своих самых наилучших друзей никто не угадал.
— Что и говорить, — улыбнулся Толстопятов, — ты у нас волшебник. Вот так-то, юноша. Василий Михайлович и тебя может загримировать так, что твои собственные родители не узнают.
— Пора начинать, Иван Петрович, — напомнил артисту гример, подслеповато глянув на часы.
— Да, да, — засуетился вдруг Толстопятов. — Через час съемки. Давай паричок.
Я хотел посмотреть, как Василий Михайлович будет переделывать артиста Толстопятова в академика Занозина, но в это время в палатку вбежал Генка и, торопливо бросив: «здрасте», схватил меня за руку:
— Копейкин тебя ищет. Думает, что ты испугался и не пришел.
Уже через минуту мы были около съемочной камеры. И тут же раздались хлопки, затрещала кинокамера. Только теперь к нам уже подходил тот, кого мы приняли за шпиона. Я, наверное, раз десять спрашивал у него документы. Он столько же искал их во всех своих карманах и не находил. Не помню, сколько раз мы с Генкой во все лопатки убегали от съемочной площадки и возвращались. Пот лил с нас градом, коленки почему-то мелко дрожали, во рту пересохло. А Копейкину все не нравилась наша игра. И уже ничего интересного и веселого не было в этой беготне, хлопках, крике… Кроме одного, что мы заметили, когда фильм уже вышел на экраны: лежу я с Генкой в траве в одной рубашке, а спрашиваю документы — в другой.
— Нет, — говорил авторитетно Генка, когда мы подходили к школе, — правильно сказал отец, — лучше целый день за баранкой просидеть, чем один час в кино сниматься.
Но хотя и боцман, и я были совершенно согласны с этим, на следующее утро мы снова были возле знакомых палаток. Так повторялось каждый день, целую неделю. Даже после того, как Лена возмущенно сказала нам об остановке «Авроры» из-за двух троек Саблина, Генка хладнокровно объяснил рулевому:
— Где находится «Аврора»? В море Лаптевых. Какие там льды? Больше нашего дома в сто раз. А наш крейсер, хотя он и легендарный, не приспособлен для плавания во льдах. Вот подожди, придет атомоход «Ленин», пробьет нам дорогу, и мы еще покажем им всем нашу корму.
— Боцман, что ты говоришь глупости, — начала заплетать кончик косы Лена. — Причем здесь льды и атомный ледокол? Просто вы с Морозовым из-за этого кино голову потеряли.
— А тебе завидно, что тебя не пригласили?
— Ну вот ни капелечки. И уж если хочешь знать, нас всех пригласили в воскресенье. Прочитай объявление.
Действительно, в школе, на доске приказов и объявлений, висела такая бумага: «Внимание! Все экипажи кораблей приглашены на киносъемку. Сбор 12 мая в 8 час. утра у школы. Капитан «Спутника» В. Грачев».
— Ерунда, — махнул рукой Генка.
Но все оказалось так, как написал Вовка. По ходу кино, когда все выясняется, и как говорил Хомяков, все довольны, все смеются, ученые уезжают в свой институт в Москву — их провожает весь совхоз. А что же это за совхоз без мальчишек и девчонок? Так вот, мы все должны были изображать провожающих. Должны были… Но вы, конечно, среди толпы не заметили нас с боцманом. Не потому, что эта сцена снималась общим планом, а просто нас там не было. Вернее, мы там были, только стояли по другую сторону кинокамеры. Почему? А вот почему. Когда начались съемки и мы с Генкой увидели, как далеко отъехала съемочная камера от толпы, нам стало ясно: на экране нас никто не узнает. А нам очень хотелось, чтобы нас заметили. Поэтому, не долго думая, мы выбежали из толпы, подбежали к академику Занозину и только хотели пожать ему руку, как раздался грозный окрик режиссера:
— Кто? Кто позволил? Стоп! Остановите!
Я сразу сообразил, что остановка из-за нас, и пустился обратно в толпу.