Застава в степи

— Ну, это ты сочиняешь, — опять усмехнулась билетерша. — Напрасно никого не забирают. Вон у нас во дворе играли мальчишки в футбол, разбили окно на первом этаже…

Я не стал ожидать конца этой печально-поучительной истории и убежал вниз, в вестибюль, где зимой сдают в раздевалку пальто и галоши, а летом продают мороженое и разные воды. Там, около двери, я чуть не столкнулся с милиционером, который выпроваживал Генку на улицу. Около них стояла та вредная тетка и приговаривала:

— Так тебе и надо, дрянной мальчишка. На весь день меня из равновесия вывел.

— Я ж извинился, — упирался Генка.

— Что, у меня от твоего извинения шишка на голове пройдет? Вот пощупайте, старшина.

Милиционер не стал щупать ее голову, а, предупредив контролера, чтоб та ни под каким предлогом не пускала обратно Синицына, ушел наверх. Я вышел вслед за Генкой. Он уже стоял около совхозного автобуса и, как мне показалось, растирал ладонью слезы на щеках.

— А ты чего выскочил? — набросился он, увидав меня. — Надо было раньше заступаться.

— Да я и так…

— Видал я, как ты «и так».

— Чего же ты на меня злишься, Генка? Ну, подумаешь, не досмотрели «Ревизора». Ты кино видел, и я видел. Значит, мы ничего не потеряли. В кино артисты даже лучше играют. Помнишь, как там Бобчинский и Добчинский бежали за коляской, а в театре этого нет…

— Ну ладно, хватит успокаивать, — перебил Синицын. — Во всей этой истории для меня самое обидное, что Фаина им поверила, а не мне. Вот если бы я был ее учителем, я бы никогда не бросил своего ученика в беде.

Может быть, Генка был прав, но я не хотел обсуждать поведение классного руководителя. Правда, еще неизвестно, останется она у нас в шестом или нам назначат другого. Я спросил об этом своего друга. Он безразлично передернул узкими угловатыми плечами.

В театре опять объявили антракт — многие зрители вышли подышать свежим воздухом. К нам подошла Фаина Ильинична.

— Господи, откуда вы свалились на мою голову, — жалостно произнесла она, поправляя прическу. — Чем кончилась эта история?

Мы демонстративно молчали.

— Синицын, я тебя спрашиваю?

— Ну, вы ж видите, ничем.

— Мы тебя обязательно обсудим на лагерном сборе, а о твоем поведении я расскажу родителям, — пообещала учительница и ушла в театр.

— Да я больше не приду в ваш лагерь, — крикнул ей вдогонку Синицын. — Подумаешь, «Артек» какой. Что там в этом лагере хорошего. Завтраки, обеды да разучивание песен.

— Ну это ты зря, Генка, — вступился я за лагерь.