— Лена, разве я его обозвал? По-моему, это он тебя обозвал «затычкой».
— Конечно, — подтвердила Тарелкина. — И за что? За то, что я сделала ему справедливое замечание. — Все больше распаляясь, Лена быстро начала обвинять Синицына: — Бросает людям на головы коржики, обзывает всех, как ему вздумается, и мы должны терпеть.
Притихшие на минуту ребята рассмеялись. Теперь нам всем было весело вспоминать Генкино невезенье в театре. А там мы натерпелись неприятностей и страху из-за этого злосчастного коржика.
Мы с Генкой сидели на первом ряду балкона. Отсюда было хорошо видно не только сцену, но и весь зал. Мы смотрели комедию Гоголя «Ревизор». С самого начала нам было очень весело. Особенно смешно было смотреть на Бобчинского и Добчинского, которые рассказывали городничему о том, как совершенно случайно встретили в городской гостинице ревизора. Мы-то знали, что Хлестаков никакой не ревизор, а городничий еще не знал, и поэтому нам было вдвойне веселее. Когда Антон Антонович Сквозник-Дмухановский собрался ехать к ревизору, занавес закрылся и в зале вспыхнула круглая большущая со свисающими хрусталиками люстра.
— Дети, антракт, — объявила нам Фаина Ильинична. — Можете сходить в буфет и кому куда надо. Слушайте звонки. После второго приходите на свои места.
Пока мы выбрались с балкона, разыскали буфет, простояли в очереди и купили по коржику, раздался звонок. Мы быстро побежали занимать свои места. Генка, свесившись вниз, пригласил меня посмотреть на смешного дядьку в партере. Только я поднялся, как внизу раздались крики:
— Хулиганы! Безобразие!
Генка сразу отпрянул от барьера и плюхнулся в кресло. Лицо его побледнело. Он прижал палец к губам, призывая меня молчать. Я перегнулся через красный бархат балкона, и сейчас же на меня обрушился град возмущенных выкриков:
— Он! Хулиган! Он еще делает большие глаза! Вывести его! Вывести! Контролер!
Громче других кричала краснощекая женщина. Она указывала на меня коржиком. Я быстро глянул на пустые Генкины руки и все понял.
— Я нечаянно, — поклялся Генка. — Хотел тебе показать того дядьку, а коржик выпал и прямо ей на голову.
— Ты пойди и извинись, — предложил я.
— Что ты, — испугался Синицын. — Выгонят с треском. Лучше молчи.
Но молчать не пришлось. На балкон вошла пострадавшая в сопровождении милиционера и билетерши в коричневом пиджачке, окантованном желтой ленточкой. Группа решительно направилась к первому ряду. Женщина указала на меня.
— Вот он, полюбуйтесь.
Милиционер вытянул указательный палец, потом молча согнул его и разогнул. Эту операцию он проделывал до тех пор, пока розовощекая женщина не возмутилась:
— Он и не думает вставать. И чему их только в школе учат?
Вовка Грачев, нахально глядя в глаза женщины, заметил:
— Мы, между прочим, учимся не в школе глухонемых.
Пострадавшая от Генкиного коржика смешно сморщилась и всплеснула руками: