Чудовище Франкенштейна

22
18
20
22
24
26
28
30

Выпустив пар, она повисла на мне.

— У меня, иначе бы я сама с этим покончила. Причем немедля, ведь мои мучения еще даже не начинались.

Я молча обнял ее, и к ней вернулось самообладание. Она выпрямила спину. В ее глазах вновь читалась жесткость. Через пару минут Лили оттолкнула меня:

— Не прижимайтесь так сильно. От вас разит лошадьми, руки сами тянутся за хлыстом.

Лили отряхнулась, словно я испачкал ее. Смотрела она равнодушно, но руки у нее дрожали.

— Что с вами? — тихо спросил я.

— Рассказать вам? — Она повысила голос. — С таким же успехом можно рассказывать одной из моих собак. Разве животное что-нибудь знает о женской боли?

— Так и женщине не понять страданий животного.

Дамфрис

20 ноября

Наконец-то Шотландия! Скалы уступают место болотам, черные леса — долинам: вечно изменчивый ландшафт Шотландского высокогорья. Погода здесь такая же суровая и капризная, как мои мысли, и я впитываю соль, рассеянную в воздухе, с каждым вздохом. Море уже совсем близко, а там и до Оркнейских островов недалеко!

Сегодня я чувствую оптимизм, которого еще вчера не было: наверное, мое настроение резко улучшилось, едва я ступил на шотландскую землю. Учитывая взаимную неприязнь шотландцев и англичан, я больше не опасаюсь погони. Теперь я двигаюсь по собственной воле. Не убегаю, а, наоборот, спешу навстречу.

Лили до сих пор под впечатлением от вчерашнего посещения врача и не разделяет моего веселья. Она еще больше устала, словно после медицинского подтверждения болезнь стала более ощутимой.

Ее точит червь…

Я вздрагиваю при этой мысли, хотя и знаю, что такова участь всех людей. Как забавно, что сам я, не будучи человеком, был пищей для червей задолго до того, как сделал первый вздох.

Какие мрачные мысли!

Никогда больше у меня в носу не защипет от запаха гари и руки мои не обагрятся кровью. Никогда больше не увижу я лиц в темноте: ни отца, отказавшего мне в праве на жизнь, ни Уинтерборна, попрекавшего меня тем, что лишь могло случиться. Я сотворю свою жизнь именно так, как сам был сотворен: наперекор естественному порядку вещей.

И если я сумею распрощаться с прошлым, быть может, это удастся и Лили. Она бледна, однако по-прежнему красива; хоть она и злословит, но сопровождает меня по собственной воле.

4 декабря

Лили мало говорила, ела еще меньше и передвигалась все медленнее. Ей приходилось напрягаться, чтобы просто поднять глаза к небу. Она перестала оспаривать каждое мое решение — верный признак усталости: у нее даже нет сил жаловаться.