Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг.
– Точно полтора километра, – подтвердил Петров.
– Ну, богатыри, – восхитился Мельников. – Только за одно это вам надо памятник поставить.
– Да уж какой там памятник! Разве что этот курган, – показал Иван пальцем на ледяной холм, возвышающийся неподалёку от фюзеляжа. – Это всё, что осталось от вала, который едва не отправил нашу станцию в преисподнюю.
Глядя на эту мирно сверкающую голубизной восьмиметровую громаду, трудно было представить, что она двигалась, грохотала, сокрушала всё на своём пути. Льдины, образовавшие вал, обтаяли, спаялись, превратившись в единый монолит.
– А где же ваши знаменитые трещины, расколовшие льдину на части? – спросил Дралкин, осматриваясь по сторонам.
– Ума не приложу, – сказал Петров. – Одна, самая широкая, была здесь, рядом с нашей рабочей палаткой, и разорвала её пополам. Другая образовалась вон там, неподалёку, за палаткой гидрологов. Видите, на её месте остался лишь небольшой холмик?
– Я думаю, – сказал Дралкин, – они смёрзлись, а затем в процессе таяния сровнялись с окружающим льдом. В общем, гляжу я, ваша станция ни дать ни взять настоящий арктический музей среди льдов.
– Давайте, ребята, тащите бур. Интересно, насколько изменилась толщина льдины за эти годы?
Принесли бур, и Ваня первым взялся за его ручки. Сантиметр за сантиметром стальное жало вгрызалось в лёд. Когда наконец оно коснулось воды, Петров опустил ледомерную рейку в лунку и присвистнул от удивления.
– Вот это да! Как было три метра, так и осталось три.
– Вот вам яркий пример равновесия в природе, – сказал Дралкин. – Сколько стаяло сверху под лучами солнца, столько и наросло снизу. Так что научный факт омоложения льда можно считать доказанным.
Побродив по лагерным руинам, Ваня с горечью убедился, что, кроме фюзеляжа, трёх палаток-грибов да холмика на месте гидрологической палатки, больше ничего не осталось. Исчез даже сломанный столб ветряка и деревянные стеллажи, на которых хранились продукты.
– Может, навестим наш последний лагерь? – предложил Петров. – Там, возможно, тоже что-нибудь сохранилось.
Но поиски оказались безуспешными. То ли льдину сломало новым торошением, то ли её унесло в неизвестном направлении. Пока учёные обследовали льдину, штурман вертолёта уловил момент, когда солнце, вырвавшись из объятий лохматых облаков, явило свой огненный лик, и, определив его высоту, вычислил координаты льдины: 73˚ северной широты и 176˚65' западной долготы. Взглянув на эти цифры, Петров даже присвистнул от удивления. Продрейфовав четыре года и описав гигантскую окружность, льдина вернулась почти на то самое место, откуда начались её скитания.
В общем, всё возвращается на круги своя. И лишь наше последнее пристанище – лагерь № 2 бесследно исчез в океане вместе с остатками палаток, снежными домиками и двойником Миляева, склонившимся к теодолиту.
Последняя ночь перед отъездом. В комнате, с которой придётся надолго расстаться, всё напоминает о дороге: полуоткрытый чемодан, мохнатая пыжиковая шапка на стене, меховые сапоги с раскрытыми молниями, развешанные на стульях многочисленные предметы полярного туалета. Становится немного грустно. Правда, если верить приметам, я завтра не улечу: чёрные кошки, пустые вёдра и, наконец, зуб, сломавшийся чуть ли не за три часа до отлёта.
Всё ещё не верится, что через несколько часов начнётся долгий путь. Впереди холод, метели, гул торошений, скрежет льда и борьба с суровой арктической природой.