Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг.

22
18
20
22
24
26
28
30

Последний день на льдине. Неужели конец? Этот вопрос чувствуется во взглядах каждого из нас. Почти все грузы сложены на аэродроме, ожидая своего часа.

Прилетевшие Мазурук с Аккуратовым начали торопить нас с отъездом, но поддались на нашу общую просьбу принять участие в последнем торжестве – дне рождения Кости Курко. Я решил блеснуть перед гостями кулинарными талантами: сварил щи из свежей капусты, добавив в них обломок ветчинного бульона, нажарил антрекотов, открыл последние баночки с икрой, наварил картофеля, настругал мороженую нельму. К сожалению, на коронный кекс «сырья» уже не хватило. Стол украсили бутылки шампанского и гора салата из овощей, привезённых лётчиками. После скромных возлияний и чая все отправились в старый лагерь.

– А что будем делать с фюзеляжем? – спросил Сомов, повернувшись к Мазуруку.

– А зачем с ним возиться? Пусть себе лежит как лежал до Второго пришествия, – сказал Илья Павлович, недоумённо пожав плечами.

– Так с меня в Москве шкуру спустят, если мы его не уничтожим, – сказал Сомов. – Только как его ликвидировать, ума не приложу. Аммонал у нас закончился. Да и, будь у нас его хоть тонна, мы бы трёхметровый лёд всё равно не пробили.

– Может быть, ПАРсами (парашютные осветительные авиационные ракеты. – В.В.) попробовать, – подсказал Комаров, – они горят, как звери.

– Ещё как горят! – сказал, ухмыльнувшись, Аккуратов. – Помнишь, Илья Павлович, ту историю с пожаром машины Черевичного?

– Ещё бы, – отозвался Мазурук.

– Так дюраль запылал – не хуже сухого полена.

– Ну что ж, может, попробовать для очистки совести? – согласился Сомов. – Давай, Михаил Семёнович, неси свои ПАРсы.

Комаров отправился в палатку-мастерскую и приволок полные нарты завёрнутых в промасленную бумагу метровых трубок. Их затащили внутрь фюзеляжа, протянули бикфордов шнур. На всякий случай все укрылись за торосами. Но, видимо, пролежавшие под снегом в течение полугода ракеты так отсырели, что даже не пшикнули.

– Ладно, – махнул рукой Сомов, – семь бед – один ответ.

Собрав остатки имущества, мы возвратились в лагерь. Последняя палатка всё ещё сиротливо чернела после учинённого разгрома. Её разобрали без особых хлопот, погрузили на нарты и окружили мачту, на которой трепетало алое полотнище, развевавшееся 376 дней над арк- тическими льдами. Сомов обрезал фал, и тот медленно, словно нехотя, пополз вниз. Раздался залп, второй, третий. Всё. Финиш. Дрейфующая станция «Северный полюс – 2» прекратила своё существование.

Комаров сел за баранку, выжал сцепление и дал газ. Машина медленно покатилась на аэродром. Мы потопали следом за ней. Дорогу за ночь перемело, и нам то и дело приходилось вызволять «газик» из глубоких сугробов. Ветер усилился, швыряя в лицо горсти снега. Наконец машина выбралась на лёд аэродромной полосы и увеличила скорость. Позади неё из стороны в сторону болтались тяжело нагруженные нарты. Из притороченного к ним большого ящика с решёткой выглядывали растерянные мордочки щенков. Мы разобрали последнюю палатку, служившую убежищем для строителей аэродрома, и один за другим поднялись по стремянке в мазуруковский «Ил», где борт-механик Камирный уже накрыл для гостей стол. Только Ваня Петров со своими громоздкими ящиками, набитыми оборудованием гляциологов, погрузился в самолёт Титлова.

Двигатели прибавили обороты, и машина, набирая скорость, покатилась по полосе. Быстрее, быстрее. И вот уже колёса оторвались ото льда. Мы в воздухе. Мазурук делает прощальный круг над руинами лагеря. Мы до боли в глазах всматриваемся в чёрные пятачки вросших в лёд палаток, грозные валы торосов и редеющий столбик дыма над костром.

Герой Советского Союза полярный лётчик И.С. Котов

Герой Советского Союза лётчик И. Черевичный (справа) и полярный штурман В. Аккуратов

У могилы полярных лётчиков Шикова и Воробьёва на мысе Челюскин

Герой Советского Союза И. Мазурук

Эпилог