В 08:30 над станцией появился самолёт Перова. Как ни мал наш аэродром, Перов совершил посадку вполне благополучно. Количество обитателей лагеря увеличилось на шесть человек: прибыла бригада для ремонта вертолёта, так как дальнейшие полёты на нём небезопасны.
На аэродроме выгрузили уголь, который особенно ждали гидрологи и вертолётчики (те и другие упорно держатся за угольные печи).
Луна готовится нас покинуть. Потемнели торосы, налилось чернотою небо, и звёзды начали проступать на нём, как на перевод- ных картинках, усердно растираемых детской рукой. На краю аэродрома стоит вертолёт со снятыми лопастями, и два десятка людей не покладая рук трудятся возле него. У многих на лицах уже выступили красноватые пятна обморожения, но ни время, ни погода не позволяют ждать.
Месяцы, прожитые на льдине, не прошли даром даже для самых молодых зимовщиков. На многое смотрится совсем другими глазами. Вот сегодня Игорь Цигельницкий появился в кают-компании неожиданно помолодевшим: сбрил бороду.
– А всё оно, общественное мнение, – пошутил кто-то.
Но дело, пожалуй, проще: после девяти месяцев зимовки Игорь по-настоящему повзрослел, и ему уже не нужно казаться взрослым.
Сорокаградусные морозы особенно досаждают аэрологам. Тонкая резиновая оболочка воздушных шаров становится хрупкой, как стекло. Порой она неожиданно лопается, и тогда надо начинать всё сначала. Хорошо сказать – всё сначала. Это значит, снова часами корпеть на ледяном ветру у газгольдера, мёрзнуть и беспокоиться.
– А при повторном выпуске всегда беспокоишься в тысячу раз больше, чем при первом, – говорят аэрологи.
Снова давление головокружительно полетело вниз, а температура в высоких слоях атмосферы повысилась на 14 градусов: было – 63, стало – 49. Значит, проходит очередной циклон. Действительно, у нас уже гудит позёмок. Ветер несёт через лагерь потоки снега. Они мчатся, переплетаясь, словно неведомая сила гонит их в бесконечный путь. Едва мерцает вдали огонёк домика геофизиков. Горизонт затянут снежной пеленой, но вершина небесного купола чиста и безмятежна.
Как ни хочется в такую погоду посидеть дома, надо идти: слишком много наружных работ. Поплотнее застегнув куртку, завязав капюшон, выхожу из домика и сразу окунаюсь в надвигающуюся со всех сторон темноту. К ней трудно привыкнуть: она, словно обладая материальной силой, сковывает движения, физически утомляет. До аэродрома – площадки, где сложены запасы горючего, – всего 200 метров, но путь превращается в «скачку с препятствиями»: на каждом шагу спотыкаешься о заструги, проваливаешься в сугробы, принимаешь ямы за бугры, бугры за ямы… Наконец в темноте возникают смутные очертания выстроившихся рядком бочек. Их осталось двадцать девять, почти 6 тонн бензина. Этого количества с лихвой хватит нам до весны.
На обратном пути я захожу к гостям. Гости, ремонтники с Большой земли, живут в палатке рядом с нашим домом. Жарко горят полным пламенем обе газовые конфорки. Душно, нечем дышать от табачного дыма и высыхающего обмундирования, развешанного в таком количестве, что палатка кажется обиталищем не шести, а шестнадцати человек. Гости приспособились к тяготам лагерной жизни, но держатся преувеличенно напряжённо. Им свыкнуться с круглосуточным мраком особенно трудно, и они с опаской поглядывают вокруг, стараясь пореже отходить от светлого пятачка, на котором идут ремонтные работы. Сообщение о новых трещинах, появившихся на территории лагеря, придало им новой энергии. Ремонт быстро продвигается вперёд. Довольно часто гости повторяют один и тот же вопрос: может ли лёд разойтись под самой палаткой? Мы не сознаёмся, что эта же проблема беспокоит в неменьшей степени каждого из нас.
Льдину с такой скоростью несёт на юг, что будь по сторонам берёзки или телеграфные столбы, они, пожалуй, замелькали бы. За сутки проходим более 20 километров. Меньше чем за месяц мы пересекли целый градус. Так того и гляди очутимся у берегов Гренландии раньше, чем закончится годичный цикл исследований. Единственное, что нас радует, – мы движемся на юг, к солнцу, свету, теплу, весне. Её уже предсказывает Василий Канаки: в стратосфере началось потепление, и радиозонды стали подниматься выше. А гидрологи – впервые за много дней – вновь увидели в лунке рачка-бокоплава, резво скользившего по воде. Хотя весна ещё далеко, но эти маленькие проявления её предстоящего наступления вселяют в сердце радостные чувства.
Вечером руководитель ремонтной бригады, довольно улыбаясь, доложил Трёшникову, что ремонт полностью закончен. Вторя ветру, загудел над лагерем вертолёт. Правда, полёт продолжался всего три-четыре минуты, и машина тут же села на свой «шесток» рядом с домиком вертолётчиков, но Бабенко говорит, что теперь можно долететь даже до Миргорода, а если надо, то и дальше – до соседней льдины.
Сегодня опустела палатка ремонтников. Прилетел Перов и увёз их. Работы идут по строгому плану, и часы отдыха наступают по плану тоже. По вечерам так же шумно в кают-компании: слышны песни, щёлканье костяшек домино и бесконечные споры шахматистов. А сегодня, в день рождения Василия Гавриловича Канаки, стол украшен «земными» подарками – шампанским, прибережённым с Нового года, и тортом, преподнесённым юбиляру Евгением Яцуном.
Но в домиках идёт аврал за авралом. Всё чаще приходится проводить генеральную уборку – счищать наледь, сушить постели. Приходится высоко подвешивать к потолку отсыревшие спальные мешки, подушки, одеяла и вкладыши, используемые на верхних койках, а со стен срубать ледовые сталагмиты. Десять вёдер льда – это, пожалуй, слишком для такого маленького домика!
Всех интересует один и тот же вопрос: с какой скоростью будет продолжаться дрейф? Папанинцев к этому времени уже понесло через Гренландский пролив. Однако движение льдины столь интенсивно, что мы рискуем в скором времени очутиться вблизи Гренландии.