Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг.
День рождения Ионы Кучуберия. Пока Ефимов занят приготовлением именинного пирога, все жители лагеря уходят на старое пепелище: надо собрать пустые ящики – топливо для очередной бани. Дежурные по бане поторапливают нас: нельзя же опаздывать на юбилейный ужин.
Начавшийся больше месяца назад шахматный матч Москва – Арк- тика закончен со счётом один – один. Сегодня руководители турнира сообщили нам о том, что шахматисты станции награждены почётным вымпелом.
Но нам сейчас не до шахматных успехов. Надо ремонтировать аэро-дром, куда уже выехал трактор, волоча за собой гладилку, которую с трудом удалось вытянуть из-под снега. Грузы снова утонули в сугробах, а после борьбы с сорокачетырёхградусным морозом и пургой шахматная борьба несколько теряет свою остроту, хотя мы регулярно отвечаем ходами в прозе – толстиковцам и в стихах – теплоходу «Ленинград».
Определив координаты, Попков установил, что впервые за много дней мы стоим на месте. 82˚28' северной широты, 27˚24' западной долготы. Но океан продолжает свою работу. Сегодня за площадкой метеорологов отчаянно заскрипело. Тотчас же вспыхнул прожектор и пошёл шарить по льдине; геофизики всегда начеку. Однако никаких признаков торошения не заметно. Оно идёт где-то далеко от нас, но звукопроводимость льда очень высока, и нам даже отдалённые трески кажутся возникшими где-то совсем рядом.
Во время ледовой разведки Яцун, споткнувшись о торос, разбил свой большой аккумуляторный фонарь с автомобильной фарой – предмет зависти всей станции. Он возвращался донельзя расстроенный этой потерей. Его смогло утешить только неожиданное открытие Ольгерда Змачинского, шедшего за ним следом.
– Смотрите, смотрите, зорька!
Действительно, на юго-востоке узкая алая полоса окрасила горизонт. Краски ещё бледны, и ночь вот-вот сотрёт их с неба, но с какой жадностью уставились мы на эту полосу – предвестницу идущего к нам солнца.
Когда друг, живший с тобой в одном городе, надолго уезжает, только тогда начинаешь ценить утраченную возможность увидеть его при первом желании или хотя бы услышать знакомый голос по телефону. С каждым днём всё больше и больше ощущаешь его отсутствие и начинаешь по-настоящему понимать, как его не хватает. Так и солнце. Разве ценишь его, встречая каждое утро и провожая по вечерам! Но вот оно скрылось на полгода, и ты с томительным нетерпением ждёшь его возвращения. Где же он, дневной свет? А мы ещё летом обвиняли солнце в назойливости, закрывались от его лучей, желали быстрейшего захода.
Но, увы, радость наша была преждевременной. Заря оказалась всего-навсего отблеском восходящей луны.
В вахтенном журнале отражаются маленькие события нашей, казалось бы, однообразной жизни. Дежурные регулярно записывают происшедшее за сутки. Здесь можно узнать о том, какая была погода в день рождения Александра Медведя, 3 февраля, и на какой широте и долготе он отмечался (86˚28' северной широты, 27˚24' западной долготы), и о том, как второй Александр – Легеньков, которому страшно не везёт с нагревательными приборами, еле потушил загоревшуюся от вспыхнувшей паяльной лампы палатку, и о том, как в старые лагеря ходила «экспедиция» в поисках «остатков» бензина для камелька, и даже о том, как Мамай подрался с Блудным на почве ревности.
Как интересно будет нам через много лет перелистывать пожелтевшие страницы этой летописи жизни двадцати двух человек в центре Полярного бассейна, на льдине, кочующей волей течения в океане.
Всё чаще по лагерю разносится стук молотков: мы готовим к отправке на землю первые грузы. Эти деловитые звуки отзываются в самом сердце, соскучившемся по земле. Склонившись над ящиками, радисты бережно укладывают часть аппаратуры, ставшей уже ненужной. Штабель аккуратно сбитых ящиков с адресом «Ленинград – АНИИ» растёт у аэрологического домика.
Небо в густых облаках, поглотивших звёзды и луну. Свежий, мягкий снег засыпал только что освобождённые от заносов грузы.
Но уже ничто не может омрачить нашей радости – полярная зима на исходе. Каждый раз перед сном (это 7–8 часов утра по московскому времени) мысли невольно возвращаются на землю. В Москве сейчас поднимаются на работу. По улицам спешат люди. Поток москвичей заполняет светлые подземные дворцы метро. Весело звенят трамваи.
В каминной трубе гудит ветер, и домик порой вздрагивает, заставляя настораживаться: не началось ли торошение, не двинулся ли лёд? Настороженность и постоянное напряжение, постоянная готовность к борьбе со стихией вошли в нашу плоть и кровь.
Шестого ночью от «толстиковцев» пришла радиограмма: они согласны на ничью один – один. Так после семимесячной упорной борьбы благополучно окончился для обоих коллективов этот самый северный шахматный матч. В связи с этим послали им телеграмму: «Дорогих содрейфунов поздравляем окончанием самого северного матча, доставившего обоюдно столько волнений и тревог».