Шутки не иссякают, и время текло бы совсем незаметно, если бы ноги и руки не ныли от многочасового непрерывного напряжения.
Трактор, мигая фарами, то и дело совершает рейсы между старым и новым лагерем.
Комаров, закутанный до бровей, словно прирос к сиденью. В кабине адский холод. Сквозь заиндевелые стёкла с трудом можно разобрать проложенную дорогу, и Миша иногда съезжает с «накатанного» пути, волоча за собой весь караван из нарт. Так получилось и на этот раз. Мы не успели оглянуться, как трактор вдруг свернул в сторону и на полном газу пополз прямо на снежные холмы. Трёшников бросился за ним, проваливаясь в снегу:
– Миша, Михал Семёныч, Комаров! Стой, стой!!
Но за гулом мотора голос его не слышен водителю, и он продолжает ехать по целине.
Трёшников, выбившись из сил, садится на снег и, в сердцах махнув рукой, кричит ему вслед:
– Да пропади ты пропадом! Езжай куда хочешь!
Но по сугробам далеко не уехать. Трактор застревает в снегу, и с покосившихся нарт весь груз съезжает на землю.
Мы, ворча, увязываем всё заново. Но что делать, если шоссе наше не освещено, а одних фар недостаточно.
Сегодня уже 88˚03' северной широты. Ещё один хороший (относительно) ветреный день, и мы вступаем в новый градус – 87-й.
В ожидании самолёта дни тянутся страшно медленно. Пытаюсь писать письма, но что-то это дело не клеится. Сядешь за стол, а мысли улетают совсем в другие края. Воет за стеной ветер, и почему-то этот особенно тоскливый звук навевает грустные мысли. А Новый год всё приближается. Он идёт по сугробам, через валы торосов и зияющие трещины. Времени до него остаётся немного, но даже не знаешь – торопить ли его или просить задержаться.
Сон стал беспокойным, и долго ворочаешься с боку на бок, пока наконец, утомлённый борьбой с бессонницей, не зажигаешь свет и не берёшься за книгу.
Мазурук уже на Челюскине. Но когда же он будет у нас?! Миша весь день не слезает с трактора, пока «банщики»-аэрологи не начинают возмущаться. А баня нынче хороша! В передней половине овальной палатки, перегороженной суконным пологом, поставили снеготаялку, переведённую на дрова, а в мыльной – газовую плиту для обогрева. Только первые моющиеся были не в восторге, так как вода согрелась недостаточно. Но их утешают – на Большой земле в бане так тоже бывает.
Чем меньше остаётся дней до наступления Нового года, тем сильнее возрастает наше беспокойство и ожидание: неужели погода воспрепятствует прилёту долгожданного самолёта? На пороге кают-компании десятки вопросительных взглядов встречают метеорологов, но они молча садятся за столики, словно именно они виноваты в том, что синоптическая обстановка не улучшается. Ветер на побережье продолжает дуть с неистовой силой. Конечно, в такую погоду ни один самолёт не сможет подняться с аэродрома.
Тем временем подготовка к Новому году идёт полным ходом. Художники, используя каждую свободную минуту, дорисовывают большой праздничный номер стенгазеты.
Газета получилась огромная – во всю стену кают-компании. Яцун вырезал из фотографий головы, а Змачинский пририсовал к ним туловища. Каждый дружеский шарж был снабжён соответствующей надписью.
Газета полна красок, юмора и веселья.
Саша Ефимов, разглаживая свои пшеничные усы, которые он недавно отрастил и которыми невероятно гордится, старательно обсуждает праздничное меню с Иваном Максимычем, снова на время ставшим кулинаром. Здесь и шашлыки, и фаршированная рыба, и пироги с разными начинками… им всё мало. Но ведь каждому хочется внести свой вклад в новогодний праздник.