Норка была небольшая. Но и наши девушки тоже не шибко откормленные. Дина пролезла первой, затем рюкзак с живой водой и толкающая его Алиса. Тимофей перелетел. Выползли. Всё. Свобода! Шелестящее муравой поле манило похлеще манны небесной.
– Бывают же на свете такие злые бабы! – возмутилась Дина.
– И пьяницы мужики, – буркнула Алиса, ее уже не так сильно мучила совесть.
«А может, всё-таки так? – всплакнула совесть. – Они же вам жизнь спасли, отмыли, накормили, спать уложили».
– Я вернусь и всё исправлю! – твердо сказала старшая. – Мы вернемся. Обе.
– Вернемся, успокойся уже, – хмыкнула ее сестра. – А вон и лошадки былинничков. Спят походу. Стоя спят, прикинь!
– Лошади спят стоя. Не знала что ли?
Нет, малышка еще многого не знала, но она уже бежала к спящим животным, повторяя стишок: «Кони, кони, коняжки, какие они симпотяжки! Сяду на коняжку, возьмусь за упряжку и умчусь куда-нибудь. Баба с дедом не найдут!»
Жеребцы почуяли угрозу и проснулись. Повели ноздрями, пофыркали и успокоились. Запах малявок был им знаком. А малявки-то были и вправду малявками. Богатырские кони ого-го какие большие! Девчонки им по колено. Алиса печально уселась на землю и стала рассуждать:
– У нас проблемы. Пешком не дойдем. Вот где мы сейчас находимся? В Богатырской Сечи, потом пойдет темная Русь, а уж потом Заболотье. На коня нам не залезть. Дорогу мы не знаем. Что делать-то будем?
– Ничего! – Дианка по хвосту забралась на приглянувшегося ей скакуна и весело махала руками с высоты.
Деваться некуда, пришлось лезть. Диана подала руку старшей сестре и с нечеловеческой силой забросила ее на Бурушку, а затем подняла конское ухо и что-то жарко в него зашептала. Конь гневно заржал:
– Ну, Илья Муромец, спи-почивай, свою дурь на ус мотай!
– Кто на рожон полезет, тот с него и не слезет! – поддакнул мудрый ворон и уселся между своими падчерицами.
Топнул Бурка копытом, встал на дыбы и оторвался от земли. Стал он скакать с горы на гору, с холма на холм; реки, озера перескакивать, а широкие раздолья промеж ног пускать. Сестры зажмурились, держались за его гриву, да друг за дружку цеплялись. Страшно!
Скок-поскок, скок-поскок, позади Богатырская Сечь, впереди темная Русь. Ночь сменилась утром ясным, выкатилось солнышко красное, перекувыркнулось через себя три раза, улыбнулось и замерло у горизонта, приготовившись медленно-медленно ползти по небосводу. Приземлился боевой конь на темнорусской полянке и мягко так детей с себя скидывает:
– Я отдохну, а вы это, попаситесь.
– Попасемся, чего уж, – буркнули наездницы и плюхнулись на ягодные кусты.
Жирная голубика и черника запели, призывно зазвенели у детских носиков «динь-динь-дзинь». Школьницы, ворон и даже Бурка жадно накинулись на сочные, крупные голубые и синие бусинки. Наелись. Задремали.
Долго ли спали человечки и животные, нам неведомо, но проснулись они от того, что почувствовали, как кто-то бьет их палкой по бокам. Путешественницы подскочили и увидели маленького старикашку в лохмотьях, отважно размахивающего своим хлыстом – веточкой орешника. Старичок был странный: сам ростом с пень, на ногах лапти, на спине колючки, как у ежа, на которых висели гроздья разных ягод, а волосы и борода его были из зеленых листьев, на голове гнездо с морошкой. Дети выпучили глаза. Алиса вырвала ветку из рук чудного старикашки и закричала: