Роза Марена

— Надевай его, — настойчиво повторила женщина.

— Зачем? — спросила Рози, но ее руки уже ухватились за низ блузки и потащили ее через голову. — Почему я должна его надевать?

— Потому что так хочет она, а она знает, что нужно делать. — Темнокожая женщина повернулась к Биллу, уставившемуся на Рози. — Отвернись, — повелительно сказала она ему. — В своем мире можешь глядеть на нее голую сколько влезет, пока глаза не выскочат, но в моем — нет. Отвернись, если хочешь остаться цел.

— Рози? — неуверенно проговорил Билл. — Это ведь сон, правда?

— Да, — сказала она, и в голосе ее прозвучала спокойная решимость — что-то от трезвого расчета, — хотя в своем голосе она никогда ничего подобного не слышала. — Да, сон. Делай, как велено.

Он резко отвернулся, словно солдат по команде «кругом». Теперь он смотрел на узкую тропинку, проложенную вдоль задней части здания.

— Сними и эту упряжь, — сказала темнокожая, нетерпеливо ткнув указательным пальцем на лифчик Рози. — Его нельзя носить под zat.

Рози расстегнула лифчик и скинула его. Потом она стащила кроссовки, все еще зашнурованные, и сняла с себя джинсы. Она осталась в трусиках и вопросительно взглянула на Уэнди.

— Их тоже, — кивнула та.

Рози стянула трусики, а потом осторожно сняла хитон — zat — с того места, где он висел. Темнокожая женщина шагнула к ней, чтобы помочь.

— Я знаю, как его надевать, не мешай! — сказала Рози и натянула хитон через голову, как рубаху.

Уэнди взглянула на нее оценивающим взглядом и больше не делала попыток помочь ей, даже когда у Рози возникли затруднения с бретелькой на плече. Когда она влезла в хитон, ее правое плечо оказалось обнаженным и обруч мерцал над левым локтем. Она превратилась в зеркальное отражение женщины на картине.

— Можешь повернуться, Билл, — сказала Рози.

Он повернулся и внимательно оглядел ее всю сверху донизу, на мгновение задержав взгляд на очертаниях сосков, угадывающихся под хитоном.

— Ты стала какой-то другой, — наконец выговорил он. — От тебя исходит решимость и какая-то… угроза.

— Так всегда бывает в снах, — сказала она и снова услыхала в своем голосе спокойную решимость. Ей был чужд этот тон, но… он одновременно и нравился ей.

— Мне нужно говорить тебе, что ты должна делать? — спросила темнокожая женщина.

— Нет. Конечно же, нет.

И тогда Рози возвысила голос, и крик, исторгнутый ею, был одновременно мелодичным и грозным — вовсе не ее голос, а той, другой… Только это был и ее голос тоже.

— Норман! — крикнула она. — Норман, я здесь!