– Именно, Михаил. Пережитки. Люди неодинаковы. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Кто-то три пуда легко поднимет, кто-то один едва осилит. А пайку всем одинаковую, что ли? Так тот, что три пуда поднимает, подумает, да скажет – чего это я спину ломаю? Буду себе один пуд носить, ту же норму получу. На казённых заводах, где отменили сдельную оплату, так и случилось. Норму делают, и это ещё в лучшем случае. Выработка упала.
– Сознательность повышать надо! – упирался комиссар.
– Легко сказать «надо». Сделать-то это как?
– Ну… воспитывать… митинги там, лекции, политбеседы…
– Вот когда у вас, Михаил, в батальоне бойцы начнут наперегонки дрова таскать, соревнуясь, кто больше, я первый скажу, что да, удалось вам повысить сознательность. Посредством митингов и лекций. И сам к вам на политбеседы запишусь.
– Так я больше не на батальоне, – криво усмехнулся Жадов.
– Я вам предлагаю вернуться. И надеюсь убедить. – Благоев говорил негромко, но очень серьёзно. – Авантюризм Троцкого и компании погубит революцию. Он создаст странную систему, где все будут говорить одно, думать другое, а делать третье. Лев Давидович с Владимиром Ильичом через колено страну ломать хотят, а так нельзя. Вот если вы подумаете, Михаил, – вы же сами от повышенного пайка не отказались? Потому что вам «положено»? А рабочий у станка так может и не считать. Он, рабочий, восемь часов без устали ишачит, в поту, в пыли, в духоте зачастую; а комиссар Жадов пакеты получает с белорыбицей, с окороком, с добрым табачком. «А заслужил ли комиссар Жадов подобные привилегии?» – подумает рабочий. Согласится ли, что комиссару Жадову положено? Если всё должно быть всем поровну?
Комиссар замигал. Прикусил губу. Поднял руку со сжатым кулаком, словно собираясь что-то сказать, передумал, опустил.
Благоев терпеливо ждал.
– Если надо – я от пайка откажусь… – наконец выдавил Жадов.
– А сколько таких, как вы, откажутся по идейным соображениям? Сколько крестьян не повезут продукты на рынок, если ничего не смогут купить взамен, а только получить, что «положено»? И как понять, кому чего и сколько должно быть положено?
Комиссар долго молчал. Гость сидел, ссутулившись, машинально помешивая ложечкой остывающий чай, глядел в чашку, словно от этого зависело невесть что.
– Мы подумаем, товарищ Благоев, – наконец проговорила Ирина Ивановна. – Мы обдумаем ваши слова. Просто скажите нам, что нужно сделать?
– Заседание ЦК по вопросу «военного коммунизма» несколько раз уже переносилось, – вполголоса ответил Благоев. – Но вот завтра оно наконец-то состоится. Группа Ленина – Троцкого, скорее всего, протолкнет свой проект. Последствия будут катастрофические. Вплоть до голода с миллионами жертв.
– Да с чего вы взяли, товарищ Благоев? – изумился комиссар. – Голод-то откуда?! Голод – это при царе было! Когда всё зерно у крестьян отнимали!
На лице Благоева мелькнуло что-то вроде гримасы раздражения.
– Крестьянин не повезёт продавать – или тем более отдавать хлеб просто так, если ничего за это не получит.
– Как это «ничего»?! Он уже получил! Землю! Весной отсеется, сам уже себе хозяин!
– И потому согласится отдавать наступившей зимой хлеб бесплатно?
Комиссар замялся.