– Боюсь, Владимир Александрович, вы уже ничего не сможете увидеть.
– Расстреляете? – гордо вскинул голову пленник.
– Да что вы заладили, «расстреляете» да «расстреляете». Буду я ещё пулю на вас тратить. Нет, милейший, вы будете жить, пока не расскажете мне всё что нужно.
Антонов-Овсеенко вскочил только для того, чтобы дюжий Севка Воротников мигом пригвоздил его обратно к стулу, а Фёдор Солонов накинул ременные петли на запястья пленнику, накрепко привязав их к подлокотникам.
– Что… что вы собираетесь делать?.. – пленник внезапно охрип. – Ах ты, тварь царская, мразь, ты… – и он разразился грязной матерной тирадой.
Поток брани прервал только удар в лицо.
– Говорили, что бить связанного человека бесчестно и неблагородно, – спокойно сказал Аристов. – Но я слишком хорошо знаю, что вы и вам подобные затевают в России и чем это всё кончится. По сравнению с этим моя честь, да что честь – спасение моей души ничего не значат. Я сделаю то, что должен. Впрочем… Господа, развяжите его. Да-да, развяжите, это приказ, господа. Вставайте, Антонов-Овсеенко. Вы молоды, сильны, злы, вам только что заехали по столь дорогой для вас физиономии. Вставайте. Явите мне вашу пролетарскую злость, в конце концов, вы же были офицером, хотя и втоптали свою честь в польскую грязь. А вы, господа прапорщики, не вмешивайтесь. И, если товарищ командующий Южной революционной армией одолеет, отпустите его на все четыре стороны. Слово александровца?
– Слово александровца, – Фёдор с Севкой переглянулись, но ответили дружно и без колебаний.
– Отойдите к окнам, – скомандовал Две Мишени. – Ну, Владимир Александрович, давайте. На вашем пути к свободе и продолжению борьбы стою только я. Вам тридцать один, вы в расцвете сил. Мне уже сорок пять, я прошёл Туркестан и Маньчжурию. Дерзайте. Мои кадеты ничего вам не сделают.
Антонов-Овсеенко сжал кулаки. Он и впрямь был смелым и решительным человеком, этот бывший кадет Воронежского корпуса, бывший юнкер Санкт-Петербургского пехотного училища, совершивший дерзкий побег из Варшавского тюремного замка.
Две Мишени расстегнул пояс с кобурой, аккуратно повесил на вешалке возле двери – где ученицы оставляли свои форменные пелеринки.
Антонов-Овсеенко двинулся на полковника, в грамотной стойке боксёра, несмотря на очки. Две Мишени не шелохнулся.
Пленник ударил, левой и сразу же правой, видно было, что в кулачном бою он не новичок. Аристов уклонился лёгким неразличимым движением, вмиг оказавшись сбоку-сзади от противника. Поймал того за руку, аккуратно ткнул локтём куда-то в область шеи.
Антонов-Овсеенко взвыл и повалился.
Две Мишени, не теряя ни секунды, подхватил упавшего, почти швырнул обратно на стул.
– Привязывайте, господа прапорщики. А после этого – оставьте нас. Возвращайтесь в расположение. Я вскоре последую за вами.
– А что вы, господин полковник… – начал было простодушный Севка, но Фёдор чувствительно ткнул друга в бок.
– Идём, Ворот, не стой. Сказано – в расположение, значит, в расположение!
И вытолкал Севку за дверь.
Две Мишени подошёл, повернул ключ в замке.