– В какой именно?
– В женской…
У Пети Ниткина в кармане, разумеется, оказался детальный план Юзовки, а где он им разжился – то никому не ведомо.
– Гимназия Ромм или Левицкой?
– А… пёс знает… мы не местные…
– Приметы знаешь?
– Там… вывеска… насосы… и дом кирпичный с башенкой…
Все взоры обратились на Петю, каковой невозмутимо извлёк из-за пазухи некий справочник, полистал его, после чего объявил:
– Гимназия Ромм. Угол Первой линии и Садового. Пошли.
Раненого красноармейца оставили сидеть на ступенях церквушки, убедившись, что рана тщательно забинтована.
– Сиди, думай, может, в себя придёшь, – сказал на прощание Две Мишени. – Мы не ваша братия, мы раненых не добиваем, а пленных не мучаем, что бы вам комиссары ни рассказывали.
Первая линия Юзовки застроена была двухэтажными более-менее приличными домами, снег давно скрыл осеннюю грязь, так что город смотрелся даже нарядно, несмотря на гарь из бесчисленных заводских труб. Кадеты маршировали бодро, держали строй, оружие в положении «на плечо». Здесь, в самом центре, было тихо, лавки закрыты, обывателей совсем не видно.
К гимназии Ромм, занимавшей второй этаж углового здания, подошли одновременно со всех четырёх сторон. Над башенкой – не соврал пленный! – развевался красный флаг.
У входа стояли часовые, но это оказались единственные красноармейцы после той рассеянной на окраине группы.
На марширующих кадет они уставились с искренним изумлением.
– Эй, кто такие? – один начал снимать с плеча винтовку.
В следующий миг на него уже смотрела дюжина стволов.
– Спокойнее, товарищ, – хладнокровно бросил Две Мишени. – Не дёргайся, не ори, и всё с тобой хорошо будет.
Обезоруженных часовых быстро и сноровисто затолкали в подвальную дверь, ворвались на лестницу, разом и на парадную, и на чёрную, что выходила во двор.
Наверху, в гимназических классах, гудели голоса, что-то командовал человек во френче, небольших круглых очках и с буйной шевелюрой. Верхнюю губу подчёркивали аккуратные усики.