Джезаль еще пытался осознать странный ответ, когда заметил, что они приближаются к последней паре статуй — и одна накренилась под опасным углом.
— Останови повозку! — крикнул Байяз, подняв мокрую ладонь, и пустил лошадь вперед.
Но впереди не было не только императоров — не было дороги вообще. Открылась головокружительная пропасть, громадная трещина в плоти города. Джезаль, как ни вглядывался, видел только дальнюю сторону, каменный обрыв и намек на широкую улицу, тающую вдали за дождем, хлеставшим в пустоте между ними.
Длинноногий откашлялся.
— Я так понимаю, в эту сторону мы не пойдем.
Все же Джезаль свесился с седла и взглянул вниз. В глубине плескалась темная вода, пенясь и бушуя, омывая истерзанную землю под основанием города; из этого подземного моря торчали обломки стен, разбитые колонны и разбитые остовы громадных зданий. На вершине одной из покосившихся колонн еще стояла статуя какого-то давно умершего героя. Когда-то его рука, видимо, была вскинута в торжественном жесте. Сейчас она торчала в отчаянии, словно герой умолял вытащить его из этого водяного ада.
Джезаль выпрямился, почувствовав внезапное головокружение.
— В эту сторону мы не пойдем, — прохрипел он.
Байяз строго нахмурился на бушующую воду.
— Значит, надо искать другую дорогу, и быстро. Город полон таких трещин. Нам даже по прямой ехать много миль, и нужно перейти мост.
— Это если он еще на месте, — хмуро проговорил Длинноногий.
— На месте! Канедиас строил на века. — Первый из магов вгляделся в дождь. Небеса уже набухали, темная масса нависла над головами. — Ждать некогда. Похоже, мы не выберемся из города до темноты.
Джезаль испуганно взглянул на мага.
— Будем здесь ночевать?
— Конечно, — отрезал Байяз, отводя лошадь от края.
Развалины плотнее обступили путников, когда те покинули дорогу Калина и двинулись в тесные кварталы. Джезаль таращился на пугающие тени во мраке. Единственное, что могло быть хуже, чем быть пойманным тут при свете дня, это оставаться тут во мраке ночи. Лучше уж ночевать в аду. Впрочем, особой разницы нет…
Река бушевала под ними, зажатая рукотворным каньоном — высокими валами из гладкого, мокрого камня. Могучий Аос, зажатый в тесные пределы, пенился в бесконечной, безумной ярости, вгрызаясь в отполированный камень и плюясь сердитыми брызгами высоко в воздух. Ферро не могла представить — как что-нибудь может противостоять долго такому потопу, но Байяз оказался прав.
Мост Делателя стоял на месте.
— Во всех моих странствиях по городам и странам под щедрым солнцем я не встречал подобного чуда, — Длинноногий медленно покачал бритой головой. — Как можно мост сделать из металла?
Но мост был из металла. Темный, скользкий, матовый, в сверкающих каплях воды. Он парил над головокружительной пропастью одной простой аркой, невероятно тонкий, словно паутина, рассекающая пустоту книзу; широкая дорога из резных металлических пластин протянулась поверху идеально ровно, приглашая в путь. Каждый край был острым, каждый изгиб — идеальным, каждая поверхность — чистой. Мост стоял нетронутым посреди медленного увядания.