Прежде чем их повесят

22
18
20
22
24
26
28
30

— Идем, — прорычал Доу, оборачиваясь к карлам, словно проверяя, не откажутся ли они.

— На счет «три»! — прогремел Грозовая Туча.

— Ага, — сказал Молчун.

Ищейка сглотнул, еще не решив, идти или нет. Тридуба выглянул за дерево. Его губы вытянулись в тонкую линию, он разглядывал фигуры в тумане — и самую большую в центре. Он раскрыл ладонь за спиной, подавая сигнал ждать. Ждать нужного расстояния. Ждать нужного момента.

— Идти на три? — шепотом спросил Лихорадка. — Или после трех?

Ищейка помотал головой.

— Не так уж важно, главное — идти. — Но его ноги застыли.

— Один!

Уже один? Ищейка оглянулся через плечо и увидел тело Катиль, вытянувшееся под его одеялом у потухшего костра. От этого зрелища он должен был бы почувствовать ярость, но ему стало только страшнее. На самом деле он не желал погибнуть, как она. Он сглотнул и отвернулся, вцепившись в ручку ножа и в рукоять меча, который он позаимствовал у мертвеца. Железо не знает страха. Хорошее оружие, готовое для кровавой работы. Ищейка пожалел, что сам и вполовину не так готов, но ему доводилось бывать в переделках, и он знал, что никто не бывает готов по-настоящему. Не нужно быть готовым. Нужно просто идти.

— Два!

Почти пора. Он чувствовал, как раскрываются шире глаза, нос втянул холодный воздух, кожу покалывало от холода. Он чувствовал запах людей и сосен, шанка и влажного тумана. Он слышал частое дыхание за спиной, медленные шаги внизу, крики людей в цепочке, стук крови в своих венах. Он видел все в мельчайших подробностях, время тянулось, как капающий мед. Люди двигались вокруг, суровые люди с суровыми лицами переминались с ноги на ногу, рвались вперед наперекор страху и туману, готовились. Они пойдут, он нисколько не сомневался. Все пойдут. Он почувствовал, как напряглись мышцы в ногах, толкая его вверх.

— Три!

Тридуба первым перепрыгнул через ствол, Ищейка — сразу за ним, люди вокруг шли в атаку; воздух наполнился их криками, их яростью и страхом. Ищейка бежал и кричал, от топота ног тряслись кости, дыхание мешалось с ветром, черные деревья и белое небо сталкивались и дрожали, туман наползал на них, и в тумане поджидали темные фигуры.

Одну из них Ищейка ударил мечом, с ревом пробегая мимо, — клинок вошел глубоко и повалил шанка. Ищейку развернуло на пол-оборота, и он двинулся дальше, вертясь, падая и крича. Лезвие вонзилось следующему врагу в ногу, сбив на землю, а Ищейка понесся вниз по склону, поскальзываясь в снежной каше и пытаясь удержаться. Отовсюду неслись звуки сражения, приглушенные и странные. Люди изрыгали проклятия, шанка рычали, железо звенело о железо или глухо тыкалось в плоть.

Он крутился по лесу, скользя между деревьями и не зная, откуда выскочит новый шанка, не зная, откуда может ударить в спину копье. Он увидел фигуру в сумраке и бросился к ней, крича во все горло. Туман словно расступался перед ним, и вдруг Ищейка резко затормозил, и звуки застыли у него в глотке. Он чуть не упал навзничь, спеша убраться прочь.

Ужасный стоял в пяти шагах, он казался больше и страшнее, чем прежде, а сломанные стрелы торчали во все стороны из его разрисованной плоти. Хуже того — в вытянутой руке он держал за шею карла, который брыкался и дергался. Мышцы разрисованного предплечья напряглись, громадные пальцы сжались, и карл, выпучив глаза, раскрыл рот, но не издал ни звука. Послышался хруст, и гигант отшвырнул труп прочь, как тряпку, и он покатился с болтающейся головой по снегу и грязи и замер.

Ужасный стоял посреди клубящегося тумана и смотрел на Ищейку из-за своей черной маски, а Ищейка смотрел на него, уже готовый обмочиться.

Но некоторые вещи приходится делать. Лучше сделать, чем всю жизнь бояться их. Так сказал бы Логен. И вот Ищейка открыл рот, заорал во всю глотку и бросился в атаку, крутя позаимствованным мечом над головой.

Гигант поднял громадную, закованную в броню руку и поймал клинок. Металл звякнул о металл, так что у Ищейки застучали зубы. Гигант отбросил клинок прочь, но в тот же миг Ищейка взмахнул ножом и вонзил его гиганту в разрисованный бок по самую рукоять.

— Ха! — заорал Ищейка, но долго праздновать не пришлось.