— Точно, как у матери.
— Значит, у нее есть дети? — Глокта задумчиво облизал десны. — Кто бы мог подумать?
— Точно. Я думал, у этой сучки кусок льда между ног.
«Вот почему она так стремилась домой с Юга. Все это время ее ждали три крошки. Материнский инстинкт. Как трогательно».
Он вытер влагу под больным левым глазом.
— Молодец, Секутор, это может пригодиться. Что по второму делу? С охранником принца?
Секутор на мгновение приподнял маску и почесал щеку, глаза беспокойно бегали по сторонам.
— С этим какая-то странность. Я пытался, но… похоже, он пропал.
— Пропал?
— Я говорил с родными. Они видели его в последний раз накануне смерти принца.
— Накануне? — Глокта нахмурился.
«Но он был там… Я его видел».
— Вызови Инея, и Витари тоже. Составьте список всех, кто находился во дворце той ночью. Каждый лорд, каждый слуга, каждый солдат. Я доберусь до правды.
«Так или иначе».
— Это Сульт приказал?
Глокта ответил резким взглядом.
— Он не запрещал. Просто сделай.
Секутор что-то пробормотал, но слова заглушил шум толпы, внезапно поднявшейся волной злобных насмешек. Тулкиса вели на эшафот. Он медленно шаркал, цепи на лодыжках гремели. Он не плакал, не жаловался и не выкрикивал оскорбления. Он просто выглядел потерянным, печальным и испытывал боль. На лице — побледневшие синяки, на руках и ногах и поперек груди — ярко-красные пятна. После горячих игл неизбежно остаются следы, но Тулкис выглядел неплохо, учитывая все обстоятельства. Почти полностью обнажен, вокруг бедер намотана тряпка.
«Чтобы пощадить деликатную чувствительность присутствующих дам. Смотреть, как вываливаются человеческие внутренности — прекрасное развлечение, а вид его члена — непристойность».
Служащий вышел на край эшафота и начал зачитывать имя заключенного, суть обвинения, условия признания и наказания, но даже с такого расстояния его было трудно расслышать из-за угрюмого бормотания толпы и отдельных яростных выкриков. Глокта морщился и двигал ногой взад и вперед, пытаясь расслабить сведенные судорогой мышцы.