Проклятая игра

— Кто это? — спросила она снова.

Вопрос казался вполне уместным, хотя она уже не разговаривала с незнакомцем по телефону. Ее руки с ободранной кожей, кровь в ванной после душа, ужасающее отражение в зеркале — все это вызывало тот же гипнотизирующий интерес: «Кто это?»

Кто это? Кто это? Кто это?

VI

Дерево

34

Брир ненавидел этот дом. Он был холодным, а жители квартала — безжалостны. Он попадал под подозрение, едва выходил на улицу. Для этого, он признавал, имелись причины. За последние недели вокруг него начал распространяться запах — тяжелый липкий дух. Брир почти стыдился его, когда приближался к какой-нибудь красотке, одиноко стоявшей у школьной ограды; он боялся, что она сейчас зажмет пальцами нос, фыркнет и убежит, прокричав ему обидные слова. Когда они так делали, ему хотелось умереть.

В доме не было отопления, и приходилось принимать холодную ванну, но Брир мылся с головы до ног три-четыре раза в день в надежде отбить запах. Когда это не срабатывало, он покупал духи — в основном сандаловое дерево — и поливал тело после мытья. Теперь комментарии, которые он слышал за спиной, касались не экскрементов, а его сексуальной жизни. Он воспринимал их так же, как прежние.

Тем не менее в нем поднималось звериное, бычье сопротивление. Оно касалось не только мучений на улице. Европеец оставил вежливое обхождение и заботу, теперь он мучил Брира презрением и обращался с ним как с лакеем. Это раздражало. Когда Мамолиан посылал его на охоту за Тоем с требованием прочесать миллионный город и отыскать затаившегося старика (в последний раз Брир видел того перелезающим через стену абсолютно голым; его тощие ягодицы белели в лунном свете), он явно потерял чувство меры. Какие бы преступления Той ни совершил, его грехи едва ли настолько серьезны, чтобы заставлять Брира целый день блуждать по улицам, теряя силы.

К тому же Брир почти полностью потерял способность спать. Даже убийственная для нервов усталость не могла принудить тело к большему, чем несколько минут отдыха с полузакрытыми глазами. Но и в эти минуты мозг Брира видел такие ужасные сны, что дремоту едва ли можно было считать блаженной. У него оставалось единственное утешение — его красотки.

У этого дома имелось одно достоинство — подвал. Ничего особенного, просто сухое и холодное место; Брир прилежно освобождал его от хлама, оставленного предыдущими владельцами. Пришлось проделать большую работу, но подвал постепенно становился таким, каким он хотел его видеть, хотя не особенно любил замкнутые пространства Темнота притягивала Брира и отвечала его невысказанному желанию: укрыться под землей. Скоро он все выскребет отсюда, потом повесит на стены цветные бумажные цепи, а на полу поставит вазы с цветами. Возможно, здесь будет стол с благоухающей фиалками скатертью и удобные кресла для гостей. Тогда он сможет развлекать друзей тем способом, который — как надеялся Брир — придется им по душе.

Приготовления завершились бы намного быстрее, если бы он не отвлекался на выполнение дурацких поручений Европейца. Но теперь служба подошла к концу. Сегодня он скажет Мамолиану, что больше не намерен подчиняться шантажу и нелепым обещаниям и оставляет эту игру. Он будет угрожать отъездом, если дело пойдет наихудшим образом. Он отправится на север. На севере есть места, где солнце не всходит пять месяцев в году (Брир читал об этом), что весьма привлекательно. Нет солнца, но есть глубокие пещеры, где можно жить; дыры, куда не проникает даже лунный свет. Пора выложить карты на стол.

Воздух в доме был холодным, а в комнате Мамолиана становился еще холоднее. Словно дыхание Европейца смертельно леденило его.

Брир стоял в дверях. Он лишь однажды заходил сюда, и в душе его копошился мелкий страх. Здесь было слишком пусто. Европеец попросил Брира забить досками окно комнаты, и тот подчинился. Теперь при свете единственного фитиля, горевшего в тарелке с маслом на полу, комната выглядела унылой и серой: все в ней казалось призрачным, даже сам Мамолиан. Он сидел в темном деревянном кресле — другой мебели здесь не было — и смотрел на Брира. Его глаза сверкали так ярко, будто хотели ослепить гостя.

— Я не вызывал тебя, — сказал Мамолиан.

— Я хотел… поговорить с тобой.

— Тогда закрой дверь.

Вопреки собственному желанию Брир подчинился. Замок щелкнул за спиной; теперь комната собралась вокруг одинокого языка пламени и его слабого света. Брир рассеянно осмотрел комнату в поисках того, на что можно сесть или по крайней мере опереться. Никаких удобств он не обнаружил: строгость обстановки смутила бы аскета. Несколько одеял на голых досках в углу, где спал великий человек; немного книг, сложенных у стены; колода карт; кувшин с водой и чашка. Стены были голыми, не считая свисавших с крюка четок.

— Чего ты хочешь, Энтони?

Брир мог думать лишь об одном: я ненавижу эту комнату.