Лавка дурных снов

Наша компания – я, Ной, Генри Рид, Джон Рубин и Фрэнк Даймонд – иногда ходила в клубы просто посмотреть на брачные танцы молодняка. Мы не облизывались на них, а просто наблюдали. Мы не очень-то отличались от гетеросексуалов, мужчин средних лет, партнеров по гольфу, раз в неделю наведывающихся в ресторан с топлес-официантками, чтобы поглазеть, как они раскачивают буферами. Подобное поведение хоть и можно назвать недостойным, но уж никак не противоестественным. Или ты не согласен?

Дэйв покачал головой.

– Однажды вечером мы вчетвером или впятером завернули в танцевальный клуб под названием «Хайпокетс». По-моему, мы почти решили, что на сегодня хватит, и тут вошел этот парень. Совершенно один. Он был немного похож на Дэвида Боуи. Высокий, в обтягивающих белых велосипедках и синей футболке с обрезанными рукавами. Длинные светлые волосы, уложенные в высокую прическу типа «помпадур», выглядевшую забавно и в то же время очень сексуально. Раскрасневшиеся щеки без какого-либо намека на румяна, слегка усыпанные серебристыми блестками. Чувственные губы, изогнутые, как лук Купидона. Все присутствовавшие тут же впились в него взглядами. Ной схватил меня за руку и сказал: «Это он. Это и есть мистер Симпатяшка. Я бы дал тысячу долларов, чтобы проводить его домой».

Я засмеялся и ответил, что за тысячу долларов его не купишь. В его возрасте и с его внешностью он хотел лишь одного – быть объектом восхищения и вожделения. А также как можно чаще наслаждаться прекрасным сексом. Когда тебе двадцать два – это очень часто.

Очень скоро он оказался в компании смазливых ребят – хотя никто из них не мог сравниться с его вызывающе-броской красотой, – хохочущих, пьющих и танцующих что-то популярное. Никто из них не удостоил взглядом группу мужчин среднего возраста, сидевших за столиком вдали от танцпола и пивших вино. Мужчин, у которых еще оставался в запасе пяток-десяток лет, прежде чем они оставят попытки выглядеть моложе своего возраста. Зачем ему смотреть на нас, когда столько приятных молодых людей изо всех сил добиваются его внимания?

И тут Фрэнк Даймонд сказал: «Через год он умрет. Посмотрим, каким он тогда станет красавчиком». Он не просто произнес эти слова – он их выплюнул. Как будто объявлял нечто вроде жуткого… не знаю… утешительного приза.

Олли, переживший времена порицаний и презрения и дотянувший до поры, когда однополые браки были легализованы в большинстве штатов, снова пожал костлявыми плечами. Словно говоря, что это дела давно минувших дней.

– Вот таков был наш мистер Симпатяшка, квинтэссенция всего прекрасного, желанного и недосягаемого. Я больше его не видел, пока он не появился две недели назад. Ни в «Хайпокетс», ни в «Питере Пеппере», ни в «Толл гласс», ни в других клубах, куда я ходил… хотя с наступлением так называемой эпохи Рейгана я хаживал в подобные заведения все реже и реже. К концу восьмидесятых посещать гей-клубы стало слишком жутко. Вроде как сходить на бал-маскарад в рассказе Эдгара По «Маска Красной смерти». Ну, знаешь ли, как-то так: «Давай, давай, ребята! Отбросим прочь все то, что нам мешает, пропустим еще по бокальчику шампанского, и плевать, что вокруг люди мрут как мухи». Никакого удовольствия, разве что тебе двадцать два и ты все еще уверен в собственной неуязвимости.

– Наверное, это было нелегко.

Олли поднял свободную руку и снисходительно помахал.

– С одной стороны нелегко, с другой – нет. Это то, что лечащиеся алкоголики называют «жизнью по жизненным правилам».

Дэйв подумал было закончить на этом разговор, но решил, что не сможет. Подаренные часы внушали ему тревогу.

– Послушай дядюшку Дэйва, Олли. Всего одно предложение: ты не видел этого парнишку. Возможно, ты заметил кого-то немного на него похожего, но если твоему мистеру Симпатяшке тогда было двадцать два, то теперь ему за пятьдесят. При условии, что ему посчастливилось не подхватить СПИД. Просто твой мозг подшутил над тобой.

– Мой престарелый мозг, – с улыбкой ответил Олли. – Мой почти слабоумный мозг.

– Про слабоумие я не говорил. К тебе это не относится. Но вот престарелый – это да.

– Несомненно, но все же это был он. Именно он. В первый раз я увидел его на Мэриленд-авеню, у начала главной подъездной дорожки. Через несколько дней он сидел на ступеньках крыльца у главного входа и курил гвоздичную сигарету. Два дня назад он уселся на скамейку у приемного отделения. Все в той же синей футболке без рукавов и ослепительно белых велосипедках. При виде его все должны были останавливаться как вкопанные, но его никто не видел. Кроме меня. Так-то вот.

Мне нельзя ему потакать, подумал Дэйв. Он заслуживает лучшей участи.

– У тебя галлюцинации, дружище.

Олли ничуть не встревожился.

– А вот теперь он сидел в общем зале и смотрел телевизор вместе с остальными ранними пташками. Я помахал ему, и он помахал в ответ. – Лицо Олли озарилось такой улыбкой, будто он помолодел. – И подмигнул мне.