– Брось их, – сказала она, – отступи…
– И что я тогда предприму с собой? – насмешливо воскликнул воевода. – Выбьют нас до ноги. К кому я вернусь?
Халка ещё раз огляделась.
– К королю Владиславу! – шепнула она. – К нашему королю.
Воевода в гневе и возмущении бросился аж в конец шатра.
– Я? К нему? Я должен был бы кланяться, чтобы меня ногой толкнул? Тому, который мне позор нанёс, которого ненавижу… никогда в жизни!
Жена смотрела на него, давая ему побушевать. Она знала его точно и знала, что первому порыву нужно было дать остыть.
Винч срывался и яростно бросался, сам себе говоря, – она не отзывалась, преследовала его только глазами.
– Лучше умереть, лучше погибнуть! – воскликнул он.
– А чем смерть поможет? – начала медленно Халка. – Нарекут тебя после смерти предателем, как сегодня называют. Пойдя к королю, ты сотрёшь это предательство, совершённое в воодушевлении.
Винч стоял мрачно задумчивый, дёргая кафтан на себе.
– Нет, не может это быть, – проговорил он. – Я моей головы ему не понесу. Он меня простить не может, потому что в ваших только мозгах роится такое примирение. Это не мужская вещь. Нет. Нет. Я знаю себя – не прощу ему никогда моей кривды, я его знаю – он никогда не вернёт мне милости. Я должен погибнуть…
Он не окончил.
– Король простит, – после минуты молчания уверенным голосом отозвалась Халка.
Винч всмотрелся в неё.
– Откуда ты это знаешь?
– Знаю, конечно, – повторила она, – простит.
Воевода приблизился, неспокойный.
– Говори, – начал он торопить, – откуда ты прибыла? Кто тебе поручил? Говоришь это от себя?
Воеводина немного постояла, как бы искала в себе вдохновения, что должна была поведать, что смолчать. В неё вступила отвага, щёки слегка зарумянились.