Весь люд сидел какой-то нахмуренный и неспокойный.
Воевода шепнул что-то Добку, тот встал и направился к шатрам старшины Наленчей.
В одном сидели Ремиш, Огон, Жегота и все те, которых мы видели недовольными воеводой. Теперь дивное согласие царило в этом кружке. Из маленькой бочки наливали каждый в свой роговой или деревянный, серебряный или латунный кубок, попивали и тихо шептались, как бы боялись сами себя.
Когда увидели входящего Добка, глаза всех обратились к нему.
Он головой дал им какой-то знак.
– Правда? – спросил Силач.
– Правда, – сказал Добек.
Ремиш потёр руки так, как если бы для использования их приготовил.
– К чёрту! Сегодняшняя ночь будет долгой! – воскликнул он.
– Лишь бы наши не проспали, – проговорил Климч.
– Ни один ока не зажмурит, ручаюсь, – шепнул Ремиш, – то же, что мы, чувствуют все. Из кожи бы повылезали… так им срочно…
Он поднял руки кверху.
– Боже милосердный! Боже всемогущий, Боже великий, – воскликнул он, – дай же нам дожить до этой минуты и…
Он не докончил.
– Лишь бы король, – сказал Добек, – не колебался на этот раз. Потому что в другой раз, как тут, мы их не поймаем, и туман ужасный… не увидят его, пока им на шею не сядет.
Ремиш снова потёр руки.
– Повторите-ка приказание, – отозвался Огон, – что говорит воевода?
– Быть в готовности и не спешить, пока король сам не даст знака, нападая на них.
– А ежели в тумане на нас первых нападёт? – спросил обеспокоенный Ремиш.
– Не может этого быть, потому что он знает, где мы находимся и почему воевода в долине не хотел разместиться, хоть ему там назначили.