Империя мертвецов

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне казалось, я имею право взглянуть на материалы, которые оставил Карамазов, но решил, что пусть Красоткин сам решает, как поступить. Музыкальную шкатулку Барнаби разломал, и на мгновение в глазах Николая промелькнула благодарность. Капитан, в свою очередь, сделал вид, что не заметил, как я растоптал шприц и ампулу на полу.

– То Самое, – процедил вояка, и я кивнул.

Сорок лет назад сюда явился царь мертвецов. «Первый сотворенный». Первородный Адам. А ведь сорок лет назад как раз бушевала Первая англо-афганская война. Случайность ли, что он под прикрытием столкновений поселил здесь мертвецов? Может, и тогда сюда отправляли агентов расследовать дело о мертвом королевстве?

– Как думаешь, он еще жив? – спросил я, и Барнаби по-детски склонил голову набок.

– Ну, срок службы у мертвецов вроде не такой долгий?

– Говорят, обычно они держатся около двадцати лет, но многое, конечно, зависит от эксплуатации. Никто пока не знает, сколько отпущено мертвецу, который бродит сам по себе. Скорее всего, он должен постепенно разложиться и прервать функционирование, но Чудовище – особенное. Я даже представить себе не могу, что с ним будет.

– Значит, придется еще немного его допросить!

Пожав плечами, Барнаби весело посмотрел в небо, наползающее на голые скалы. Он не сомневался, что в бумагах Карамазова и про То Самое что-нибудь написано. Весьма маловероятно. Алексей знал, что мы придем, а потому наверняка избавился от всего, что не должно попасть в чужие руки.

Барнаби легким движением что-то мне кинул.

– Держи, это тебе.

Я с безразличным видом поймал сверток, но затем украдкой тряхнул саднящей от импульса рукой. Внутри свертка оказались обломки лазуритового креста Карамазова. Синий камень с бесчисленной россыпью звездных блесток казался прозрачным по краям.

Карамазов с товарищами все силы бросили на то, чтобы технология записи некрограмм в мозг живого человека не увидела свет. Они собрали здесь большую часть всех мертвецов нового типа, но, как мы уже убедились в Бомбее и Хайберском проходе, на свободе осталось достаточно отдельных особей. Да еще и японская копия «Записей Виктора»…

– Эномото… Видал я его в Москве.

– Что ж сразу-то не сказал?

– Он со мной пробовал поговорить по-французски. Я сделал вид, что не понимаю, ответил что-то вроде: «У вас чудесный русский». И, мол, как жаль, что со времен Вавилонской башни наши языки разделены.

У меня осталось так много вопросов. Что делать с тайной о новых мертвецах, куда подевалось То Самое? И проект ноосферы Федорова вызывал у меня смутные подозрения. Потом «Пинкертон» явно что-то пронюхал о японских записях. В чем секрет души и почему эксперимент не удается воспроизвести даже с материалами Виктора? Возможно ли, что «Собранию Франкенштейна» не хватает еще каких-то значимых частей?

У Красоткина на уме теперь одна революция да свержение царя, ему все это больше не интересно. Карамазов, бросившись в объятья записанной в его мозг смерти, оставил нам все свои заботы. Молился ли он о чем-нибудь в свои последние мгновенья?

Ас-саляму алейкум.

– Ну что, возьмемся? – спросил Барнаби, разминая плечи. Как бы я поступил, если бы не увидел смерть Карамазова собственными глазами, а лишь услышал о ней из чужих уст? Должно быть, записал эту любопытную историю, отправил рапорт – да на этом бы дело и кончилось. Узнав правду, я принял бы мертвецов новой модели, как приходится принимать всякий технологический прорыв. По крайней мере, Карамазов думал, что будет так. Он чувствовал, что должен омертветь на моих глазах.

Он погиб, чтобы мы не могли отвести глаза от неприглядной реальности… Впрочем, это во мне говорит высокомерие. Такое же, которое заставляет меня задаваться вопросом, мог ли я все это предотвратить. В схеме, которую начертил Федоров с мятежниками из Третьего отделения, мы не более чем случайные дурачки-прохожие. Их план пришел бы в движение и без нашего участия, мы никак не изменили бы участь обреченного. Мы всего лишь зрители.