Глупо… как глупо! Я не собираюсь уважать Карамазова… не собираюсь уважать Алешу за его выбор. У меня нет на это права. По той же причине, по которой я не могу ему сочувствовать.
Что ж, мне в любом случае надо составить отчет.
– Да попроще ко всему относись! – потянулся капитан, а в ответ на мой уничижительный взгляд только широко, как будто он небо собрался проглотить, зевнул.
– Вечно тебе все по колено. Да тут весь мир может полететь в тартарары! Ты хоть представляешь, что будет, если эта технология разойдется, и живых начнут переписывать на каждом шагу? Да черт-те что начнется!
– Спокойно! – снова зевнул Барнаби. – Все равно всем умирать.
Часть вторая
«Нарушитель запрета задает такие вопросы, на которые сам не хочет отвечать».
I
В воздухе витал запах влажной почвы.
Мы ехали по городу Токио, кишащему иероглифами. Буквы из какого-то безумного числа пересечений кичились своим непостижимым для моего ума смыслом, и я чувствовал себя слегка захмелевшим. Мне казалось, что иероглифов даже больше, чем вещей, которые они могли бы обозначать.
30 июня 1879 года. Мы с Пятницей тряслись в двухместной рикше вдоль канала. Шаткую повозку на двух колесах тащил низенький живой человечек, и, сколько бы рикш мы ни встречали на своем пути, ни в одну из них не впрягали мертвецов. В Японии едва улеглись гражданские войны, и теперь она уверенно двигалась курсом «богатая страна, сильная армия», но мертвецов себе тут мог позволить далеко не каждый. Правда, азиаты со своими почти детскими и совершенно невыразительными лицами и так напоминали мне франкенов.
Возрожденная Японская империя сделала первый шаг на пути к современному государству всего с десяток лет назад. На юге вспыхнула революция, которая свергла прежнюю власть, и на смену эпохе Эдо пришла Мэйдзи. Великие державы вскрыли замкнувшуюся в себе на долгих два с половиной века страну, как устрицу.
Франция поддержала сёгунат Токугава, Великобритания – революционеров, обе стороны ввезли достаточно мертвецов, чтобы раздуть гражданскую войну, но все это осталось в прошлом. Британский дипломат Гарри Паркс сообщил, что даже беспорядки в Сацуме, вспыхнувшие два года назад, успешно подавлены.
– В последнее время даже не страшно гулять по городу безоружным, – улыбнулся он, хвастаясь старым шрамом, который, по его уверению, ему когда-то оставил самурай. И с тревогой добавил: – Только берегитесь мертвых подрывников.
– «Спектры»? – спросил я, и Паркс кивнул.
– Министра внутренних дел Окубо Тосимити взорвали только в прошлом году. Верховные чины правительства встревожены.
– А Шир-Али в Кабуле еще не поймали? – Я вспомнил о ходе войны в Афганистане, но Паркс только покачал головой.
– Неважно, что Шир-Али сам о себе думает. Он пешка. Нам все еще неясно, кто стоит за этими террористами.
На краю сознания мелькнуло словосочетание «Крымские призраки», но перед Парксом я сохранил полное самообладание и ни словом о них не обмолвился.
Мы сели в рикшу у британского посольства в Итибантё, минули ворота Хандзо и отправились кружным путем вдоль канала у южной части императорского дворца. С утоптанной грунтовой дороги взвивалась пыль, но, в сравнении с Лондоном, тут было чисто и спокойно. Порой я замечал совершенно не пугливых на вид птичек – вот уж диво для столицы. С того самого мига, как я ступил на землю Иокогамы[33], у меня сложилось впечатление, что Япония – тихая и мирная страна, и до сих пор оно не изменилось. Тут будто вечно царит безмятежный полдень английского провинциального городка.