Империя мертвецов

22
18
20
22
24
26
28
30

По вселенским меркам наш век меняется так стремительно…

Мы продолжили разговор.

– Я рад, что нам удалось поговорить, – не обращая внимания на похрапывания Барнаби, протянул мне побелевшую и истончившуюся руку Алексей, когда на горизонте забрезжил рассвет.

– Коля, дальше сам решай, как поступишь.

Красоткин почему-то отвернулся и не ответил.

– Наше тело – наше дело, – заметил ему Алексей.

– До завтра. – Я пожелал спокойной ночи, Алексей попрощался в ответ и покинул покои, в которые нас проводил. Красоткин пристально посмотрел ему вслед, но я в тот момент не придал этому никакого значения.

Мы решили заняться мертвецами Алексея Карамазова, когда солнце поднимется повыше.

IX

– Алексей! Алексей Карамазов! – разносился отчаянный крик.

Краем сознания я понимал: похоже, крик мой.

По комнате витал приторный аромат, а Алексей утопал в кресле залы, в которую привел нас вчера. Он смотрел в потолок с широко распахнутым ртом. От его головы тянулись провода к Внедрителю Духа неподалеку.

– Алексей Карамазов! – кричал я.

Перед моими глазами развертывалось невозможное, немыслимое! В ответ сидящий Карамазов медленно открыл глаза. Они уставились в загробную жизнь. Несвежесть убивает гармонию материи. Я понял, что почувствовал Карамазов, когда от праведного старца Зосимы после смерти пошел тлетворный душок. Изрезанное глубокими морщинами лицо плавно и рассеянно повернулось ко мне, взгляд его на секунду сфокусировался, но затем снова уплыл.

– Пятница! Портативный Внедритель! – рефлекторно приказал я и сразу понял, что это все равно ничего не даст.

– Бесполезно, – коротко прокомментировал появившийся в дверном проеме Красоткин. Барнаби, который до этого выломал дверь в залу, спокойно огляделся и подошел к столу, на котором бессильно лежала рука Карамазова. Там стоял длинный тонкий ящичек с локоть длиной. Барнаби легко открыл его, и на свет показалась музыкальная шкатулка с металлическим гребнем. Рядом с ней на столе лежал с оборванной веревкой синий крест, разломанный пополам. Когда крышка поднялась, остатки завода в пружине передали энергию на цилиндр, и выступы на нем, точно последний вздох умирающего, зацепились о зубья гребня. Мне показалось, что крест, разломанный на две L, едва заметно дрогнул. Барнаби принюхался, а затем фыркнул:

– Опиум, что ли? На отравление не похоже.

Барнаби, пнув кончиком сапога провод Внедрителя Духа, похожего на какой-то чудовищный самовар, обернулся к стоящему в проеме с холодной улыбкой русскому юноше:

– Ты знал?

Красоткин пожал плечами.