Гантт почувствовал бинты.
— Хорошая работа, — отметил он со слабой улыбкой, посмотрев на небо. — О… светает.
— Жаркий будет день, — ответил Майкл.
— Как будто в пустыне… бывают другие, — Гантт улыбнулся ему, но улыбка быстро поблекла, превратившись в гримасу боли. — Ah, Scheisse, die verletzt! [
— Да?
— Я хочу извиниться. За то, что… сбил твой самолет. Я не хотел… сбивать невооруженный самолет… это было… недостойно…
— Думаю, что достоинство мало имеет отношение к войне.
— Может, и так… но… есть…. принципы, — ему пришлось снова замолчать, потому что боль накатила с новой силой. Майкл подумал, что было бы милосерднее ударить Гантта, чтобы он отключился, но был ли в том смысл?
Кости мальчика перекатились еще раз.
— В любом случае, сэр… прошу прощения, — выдавил Гантт.
— Это была твоя обязанность.
— Да. Была, — Гантт поморщился вновь и закрыл глаза. На мгновение он стал похож на мумию, каждая пора на его побледневшем лице была забита песком и пылью, а рот исказился мрачной линией боли. Глаза снова открылись, но Майкл понял, что они уже не совсем в этом мире. Цвет их из янтарного превратился в бледно-выгоревший на солнце желтый.
— Я всегда… любил… рассвет, — выдавил Гантт с усилием. — Чистейший воздух… Лучше всего самолет… летает на рассвете. О, Майкл! — он сумел натянуть еще одну слабую улыбку. — Тебе бы хоть раз побывать со мной там!
— С тобой или
— Со мной. О… ты не продержался бы… и мгновение… против меня. Сколько у меня счет?.. Я думаю… сорок шесть… нет… пятьдесят. Я думаю, пятьдесят…
— Внушительное число, — сказал Майкл, видя, как мальчик наклоняется снова над своими игральными костями и смотрит, что на них выпало.
— А мы нашли… воду? — вдруг спросил Гантт, глаза его прищурились от света восходящего солнца.
— Да. Нашли.
— Sehr gut [
Глаза Гантта прищуривались все сильнее, и вдруг захлопнулись. Майкл и мальчик стали ждать.