– Это дагор, – сказал отец Игнасио.
– Что? – Ричард Аттертон растерянно обернулся к нему.
– Вы спросили дагора, и он показал город. Но только ему одному. Не вам.
Он обернулся к белым скалам, нависшим над озером. На миг отцу Игнасио показалось, что там, в воде, отражение было немного иным… совсем иным… башни, и шпили, и прекрасные, спокойные лица белокаменных статуй.
– Эта тварь издевается надо мной? – голос Аттертона звучал прерывисто; гнев сдавил ему горло.
– Аттертон, – предупредил отец Игнасио, – хватит.
Арчи обернулся и поглядел на путешественника в упор. Глаза его были светлые и ясные, как у ребенка.
– Я пойду туда, – сказал он спокойно, – вы не видите, а я вижу… что ж… мраморные ступени поднимаются над водой, и свет играет на волнах, свет из храма…
– Друг мой, – устало сказал отец Игнасио, – это иллюзия. Обман.
– Быть может, – возразил молодой человек, – это я вижу истину. А вы – иллюзию.
Он медленно побрел к воде и погрузился в озеро по пояс. Концы одеяла плыли за ним, распластавшись по воде.
– Там, в озере, наверняка кто-то прячется, – жалобно сказала Мэри, – кто-то страшный.
– Не думаю, что хоть одно чудовище осмелится напасть на человека с дагором, – покачал головой отец Игнасио.
Аттертон следил напрягшись, вытянув шею, на которой проступили жилы. Леди Аттертон стояла рядом, закусив губу, не глядя на мужа. Одержимы, подумал он, все они одержимы…
Молодой человек дошел до белых скал и, оказавшись напротив черневшей в камне трещины, начал подниматься – словно под водой и впрямь скрывались пологие ступени.
Это и есть ворота в его дивный храм? Эта трещина? По крайней мере, он идет туда так, словно…
Золото, и лазурь, и радуга витража на беломраморных плитах, и высокие голоса на хорах, и…
Он затряс головой, отгоняя наваждение, и, сморгнув, увидел исчезающую в черном разломе бледную фигуру.
– Спаси его Господь, – мелко крестясь, шептала сестра Мэри, – спаси его Господь…
Там, в пещерах, должно быть, все источено водой, провалы, бездонные пропасти…