Аттертон не ответил.
Отец Игнасио повернулся и пошел к костру по холодному песку. За его спиной шипели, набегая на берег, крохотные волны.
Томпсон проснулся, стоило лишь дотронуться ему до плеча. Он всегда так чутко спит?
Он молча открыл глаза. Отец Игнасио прижал палец к губам и попятился.
Лишь отойдя подальше, отец Игнасио оглянулся – люди спали, закутавшись в одеяла, каждый сам по себе… Он присел на песок, и Томпсон сел рядом с ним.
Томпсон молчал. Волны все набегали и набегали на берег, и теперь было видно, что они чуть заметно светятся. Вдалеке черной глухой стеной высился лес.
Отец Игнасио кашлянул, пошевелился и лишь потом негромко проговорил:
– Вам по душе то, что тут происходит, Томпсон?
Охотник повернул голову и внимательно поглядел на него. Глаза его сейчас казались черными.
– Положим, нет, – наконец проговорил он, – что с того? Уж такая у меня работа. Я всякого навидался. Мало что меня способно напугать в этом мире, святой отец.
– А в том?
Охотник вновь замолчал. Какое-то время он сидел, тыча в песок щепочкой, потом сказал:
– Верно. Паршивое место. Черное колдовство, все такое. Не для белого человека. Мы к такому непривычны, вот в чем дело. Какой-нибудь их нгомбо, из самых сильных, может, и одолел бы его, но, скорее всего, он просто посоветовал бы убираться отсюда – и чем быстрей, тем лучше. И сам бы смылся первым.
– Томпсон, – сказал отец Игнасио, – пока Аттертону кажется, что он может добраться до города, он не уйдет.
– Похоже на то. Он свихнулся на этом городе, вот что я вам скажу.
– Да, потому что у него остается надежда, пока…
Он запнулся.
– Да? – услужливо подсказал Томпсон.
– Пока жив этот юноша. Арчи.
Вот все и сказано. Отец Игнасио чувствовал облегчение и звенящую пустоту.