– Неужто ты думаешь, что ополченцы сами до этого додумались?
– Они действовали с ней заодно?
– Они не знают, что это она, откуда им? – Насмешка в голосе Кухарки резанула остро, точно клинок. – Скажи мне, зачем ты спрашивала о девушке?
– Элиас принимает странные решения, и я предполагаю только одно: она…
– Ты не о ней хочешь узнать, – произнесла Кухарка с облегчением. – Ты просто хочешь знать, куда едет он.
– Да, но…
– Я могу сказать тебе, куда он едет. За определенную плату.
Я подняла клинок.
– А как насчет такой вот сделки: ты говоришь мне, что знаешь, а я не вспарываю тебе брюхо?
Кухарка зашлась резким кашлем, я даже подумала, что с ней случился приступ, пока не поняла, что она так смеется.
– Кое-кто тебя уже опередил. – Она подняла рубашку. На теле, изуродованном давними пытками, гнила огромная рана. В нос ударил острый запах.
– Дерьмо.
– Определенно им и пахнет, правда? Получила эту рану от старого приятеля, как раз перед тем, как его убить. Совсем ею не занималась. Вылечи меня, маленькая певунья, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.
– Когда это случилось?
– Ты хочешь поймать Элиаса до того, как казнят твоих сестер, или тебе хочется послушать сказку на ночь? Торопись. Солнце почти встало.
– Я никого не лечила после Лайи, – сказала я. – Я не знаю, как…
– Значит, я зря теряю время. – В один шаг она оказалась у окна и кряхтя влезла на подоконник.
Я шагнула к старухе и поймала ее за плечо. Та медленно спустилась назад.
– Все свое оружие клади на стол, – велела я. – И не смей ничего скрывать, потому что я буду искать тебя.
Она повиновалась. Убедившись, что у старухи больше нет никаких сюрпризов, я взяла ее за руку. Кухарка ее отдернула.