– Очень на это рассчитываю, – довольным тоном отозвался доктор.
– Как ваша пациентка?
– Знаете, я осмотрел Зеленцову и заметил на ее спине следы от хлыста. Да, представьте! – сказал Вернер, доверительно понизив голос. – Думаю, муж побивал ее. Говорят, он был болезненно ревнив, хотя жена его – вернее, теперь уж вдова – не походит на женщину, дающую для ревности повод. К тому же, она слаба здоровьем.
– Идемте завтракать, доктор, – сказал Григорий Александрович. – Чувствую страшный голод.
Выпив по дороге у колодца пару стаканов нарзана, они отправились в ресторацию.
Григорий Александрович хотел увидеть Веру, но это было невозможно: надо было ждать, пока все утрясется, чтобы не вызвать подозрений.
Уселись завтракать возле двери, ведущей в угловую комнату, где находилось человек десять молодежи, в числе которых был и Грушницкий. Печорина с доктором они не заметили.
– Да неужели это в самом деле были черкесы? – услышал Григорий Александрович чей-то вопрос. – Видел ли их кто-нибудь?
– Я вам расскажу всю историю, – ответил Грушницкий, – только, пожалуйста, не выдавайте меня. Вот как это было: вчера один человек, которого я вам не назову, приходит ко мне и рассказывает, что видел, как кто-то прокрался в дом к Лиговским. Княгиня была здесь, на представлении фокусника, а княжна дома. Больна. Вот мы и отправились под окна, чтобы подстеречь счастливца.
Григорий Александрович взглянул с тревогой на Вернера, но тот был занят своим завтраком и не обращал на посторонние разговоры внимания.
– Вот, – продолжал Грушницкий, – мы и отправились, прихватив с собой ружье, заряженное холостым патроном – так, чтобы попугать. Ждали в саду. Потом услышали выстрел. Уж не знаю, кто стрелял, но только не черкесы! Мы хотели сходить поглядеть, но не знали, где именно стреляли – звук был как будто приглушенный. Может, и издалека. Наконец – уж бог знает, откуда он явился, только не из окна, потому что оно не отворялось, – видим мы, идет кто-то между кустами. Какова княжна, а?! Уж эти московские барышни! После этого чему же можно верить? Мы хотели его схватить, только он вырвался и, как заяц, бросился в кусты. Не знаю, кто убил Зеленцова, но, может, и он. Только того нашли в саду, а стреляли вроде не там…
Вокруг Грушницкого раздался ропот недоверчивости.
– Вы не верите? – спросил он. – Даю вам слово, что все это сущая правда, и в доказательство я вам, пожалуй, назову этого господина.
– Скажи, скажи, кто ж он! – раздалось со всех сторон.
– Печорин, – сказал Грушницкий.
В этот миг он поднял глаза – Григорий Александрович стоял напротив него. Грушницкий покраснел. Печорин подошел к нему и сказал медленно и внятно, с трудом сдерживая гнев:
– Мне очень жаль, что я вошел после того, как вы уж дали честное слово в подтверждение самой отвратительной клеветы. Мое присутствие избавило бы вас от лишней подлости.
Грушницкий вскочил с места.
– Прошу вас, – продолжал тем же тоном Григорий Александрович, не давая ему возразить, – сейчас же отказаться от своих слов. Вы отлично знаете, что это выдумка. Я не думаю, что равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживает такого ужасного мщения.
Грушницкий стоял, опустив глаза, в сильном волнении. Но борьба совести с самолюбием была непродолжительна. Драгунский капитан, сидевший возле него, толкнул его локтем. Грушницкий вздрогнул и ответил, не поднимая глаз: