Первая партия из США прибыла через неделю. Проблем с ними не возникло. Чего не отнимешь у американских врачей, так профессионализма. Сказали, чтоб пациенты до 18 лет, таких и привезли. Предупредили: с сохранившимся зрением от двух процентов, значит, полностью слепых не будет. Не то были прецеденты. Неприятно говорить матери, что ее ребенку не поможешь. Она ведь так надеялась! Аргентинцы в этом отношении похожи на нас.
Но все это произошло позже. Перед этим случилось происшествие, едва не погубившее мои планы, да и меня лично…
***
Серхио позвонил вечером. Я как раз разобрался с последним пациентом.
— Михаил Иванович! — в голосе помощника президента слышалась паника. — Вам приходилось исцелять инсульт?
— Нет, — ответил я, — но могу попытаться. Результат зависит от сложности случая и состояния пациента.
— Все сложно и плохо, — выдохнул он. — Но попробуйте. Другого не остается. Утопающий за соломинку хватается, как говорят у русских. Приезжайте как можно скорее. Военно-морской госпиталь, район Кабаллито. Я встречу у входа.
— Еду! — ответил я и положил трубку. К счастью, Алонсо нашелся у гаража, где мыл машину. А ведь мог уйти — рабочий день у него кончился. Я и сам могу сесть за руль, но Буэнос-Айрес знаю плохо.
— Гони! — приказал я, запрыгнув в салон. — Военно-морской госпиталь.
«Линкольн», рыкнув мотором, сорвался с места. Гнал Алонсо от души — любит это дело. И машина позволяет. «Кадиллак» я сдал, уезжая из отеля, арендовав взамен автомобиль поскромнее. Но это с виду. Мотор у «Линкольна» мощный, управляемость выше похвал. Я как-то попробовал прокатиться за рулем и остался в восторге. Жаль времени нет отвести душу и погонять вволю.
К госпиталю мы подкатили через двадцать минут. А ничего себе здание моряки отгрохали, модерновое. Оставив Алонсо разбираться с полицией — по пути, мы нарушили все возможные правила дорожного движения, я направился к входу. Серхио ждал у дверей.
— Наконец-то! — обрадовался моему появлению. — Раньше не мог?
— Мой водитель сейчас разбирается с полицией, — указал я за спину. — Летели со всей скоростью, в том числе на красный свет.
— Забудьте про полицию! — махнул он рукой. — Идем. Скорее!
Быстрым шагом мы пересекли холл, вошли в лифт, поднялись на пятый этаж и заспешили по широкому коридору. Возле одной из палат толпились люди. Кто-то в белом халате, кто-то без него. Некоторые в военных мундирах. Погоны, аксельбанты, встревоженные лица.
Серхио что-то сказал по-испански, все уставились на меня. Выражение лиц скептическое. Наконец, кто-то из чинов кивнул, люди расступились и пропустили нас к дверям. Подскочившая женщина забрала наши плащи и помогла надеть белые халаты. Серхио толкнул дверь, и мы вошли.
Еще в коридоре я понял, к кому меня пригласили. Не ошибся. Президент лежал на кровати, весь опутанный проводами. Из угла рта торчит трубка, уходящая к аппарату на стойке. Искусственная вентиляция легких. Хреновые дела. Я привычно просканировал пациента. Плохо. Сердце едва бьется. Менем на грани между жизнью и смертью.
У кровати пациента дежурил мужчина средних лет в медицинском облачении. Наше появление он встретил удивленным возгласом. Серхио что-то быстро сказал. В ответ врач разразился возмущенной тирадой, которую сопровождал энергичной жестикуляцией.
— Говорит, что не подпустит вас к пациенту, — перевел Серхио. — Не верит в целителей.
— Он даст гарантию, что вылечит президента? — спросил я.