Когда Грет перестал дышать, Рокот понял, что у него был настоящий друг. Как показала жизнь – единственный.
– Предавать тяжело, мальчик, – устало вздохнул он. Злость схлынула, оставив опустошение. – Чтобы остаться чистым и светлым, приходится изворачиваться.
– Это чистосердечное признание? – сощурился Стел.
– Мне не о чем с тобой говорить, – Рокот качнул головой.
Стел с облегчением улыбнулся:
– Вот и прекрасно, потому что мне незачем больше задерживаться в отряде.
– Вот только работу ты свою доделаешь. Мне плевать, что за гниль поразила твое сердце, но ты прочитаешь завтра вечером сельчанам свою блистательную лекцию о братских народах. И будешь выполнять все мои приказы.
– Я больше не часть отряда!
– Иначе к утру вместо деревни Луки ты увидишь только могилы и пепелище, – Рокот придал лицу одно из тех выражений, от которых оруженосцы обычно тряслись как шелудивые псы. – И в этот раз я не позволю тебе увести женщин и детей.
Стел нервно облизал губы и не посмел ответить. Хорошо. Рокот опустился на камень и с сожалением глянул на Стела:
– Жалеешь теперь, что спас нас? Я еще тогда понял, как сильно ты хотел, чтобы мы сгорели. – Мальчишка молчал. Да и какой он теперь ему мальчишка? С предателями разговор короткий, но Рокот знал, что убить сына Грета не сможет. – Удивляюсь, как Мерг в тебе этого не разглядел. Или он потому тебя с нами и отправил, чтобы просто избавиться и сохранить чистыми руки, да?
Стел болезненно поморщился и отчеканил:
– Я готов сделать все, чтобы избежать кровопролития здесь. Но встроить эту штуку в храм я тебе не позволю!
– Она называется «ключ к сердцу Сарима», – Рокот устало моргнул. – Убирайся из лагеря. И помни – завтра вечером на поляне все соберутся на лекцию. И если к ним не придешь ты – приду я.
Глава 31
Вдохнуть бы – да вокруг будто загустелая вода. Бесцветная. Безмолвная. Вязкая. Непролазная. И ни выдохнуть, ни пошевелиться. Где небо? Где дно? Мутью колышется дурнота. Судорожные спазмы сжимают горло. Нет ни сил, ни боли, ни страха – ничего. И только где-то в глубине тлеет слабый огарок желания жить. Умирать – так нелепо и так бессмысленно. Неужели еще недавно Белянка сама чуть не утопилась в быстрых водах реки, что течет на запад?
На границе слышимости зарокотала гортанная песня. Тепло струйкой свежего воздуха коснулось ресниц, просочилось в ноздри, согрело горло и полыхнуло в груди. Во рту горечью и кислинкой разлилась хвойная настойка.
Белянка закашлялась, проглотила вязкую жидкость и открыла глаза.
Вытянутое лицо Горлицы плавно покачивалось из стороны в сторону, тонкие губы бормотали незнакомое заклятие, сильные пальцы до боли сжимали виски.
– С-с-спасибо, – заикаясь, пробормотала Белянка.