Горлица допела – она никогда не прерывала работу на середине – и открыла глаза.
– Дышишь? Видишь? – бегло проверила пульс и только потом позволила себе короткую улыбку: – Хвала Лесу!
– Спасибо тебе, – уже увереннее повторила Белянка.
Ведунья строго нахмурилась:
– О чем ты думала, Белка!
– О чем я думала?! – опешила она. – Я спасала Стрелка!
– Больше так не делай, – покачала головой Горлица. – Не лезь на рожон. Ты же видела, что оберег не выдержал? – Она склонилась к самому уху и прошептала сквозь стиснутые зубы: – Никогда не показывай людям свою слабость. Никогда. Мы последняя надежда деревни. Поняла?
Белянка кивнула и облизала горькие от настойки губы. Одышка еще не отступила, и кожу покалывало иголками. Ощущение смерти медленно угасало, возвращая миру запахи, краски и звуки.
Позади Горлицы шумели деревенские.
– Кормить их?! Вот еще! – распинался Боровиков-старший. – Наши хозяюшки и без того целый день горбатились, столы накрывали, так теперь им еще полночи не спать?
Тощая Холщова сухо фыркнула:
– Помолчал бы, твоя матрона уж какой праздник палец о палец не ударит!
– А в чьих горшках готовили кашу? Из чьих мисок есть будут? – Боровиков упер руки в бока и расставил ноги пошире. – Уж сколько лет мы ничего не берем за нашу посуду, что бьют на большой поляне!
– Это вы-то ничего не берете?! – взвилась Холщова.
Белянка взволнованно дышала, собираясь с силами, и смотрела во все глаза. Только что скрылась за горизонтом ладья тетушки Мухомор, только что в деревню ворвались чужаки, чуть не убили Отца деревни, да и сама Белянка чудом осталась жива. А сельчане, добрые соседи, милые знакомые, родные – они грызлись из-за горшков, и мисок, и еды!
Стрелок трижды хлопнул в ладоши и оборвал гомон:
– Тихо.
Свара умолкла – только поблескивали в сумерках недовольные глаза.
– Вы не о том спорите, – все так же спокойно продолжил Стрелок. – Вопрос не в том, можем ли мы накормить рыцарей или нет – можем, наших припасов хватит, чтобы кормить их до конца весны. Вопрос в другом: нужно ли нам кормить их? И пока мы ничего не знаем, злить сотню вооруженных рыцарей – глупо.
– Пресмыкаться перед ними будем? – начал было Боровиков-старший. – Пусть Лес топчут грязными сапожищами? Оскорбляют нашу память? Наших предков? Нас?