– Если тебе кажется, что там ты найдешь ответы, – иди. Иди, куда тянет сердце, даже если разум тысячу раз твердит, что это неправильно. Не слушай, что говорят, – слушай то, что внутри.
– Внутри нет ничего, – одними губами произнесла Белянка.
– Ты не так смотришь, – одними губами ответил он.
– Я не увижу его, как бы ни смотрела.
– Зато он видит тебя, пока ты плачешь о нем. Видит и не может ничего сказать. Ничего не может сделать. Он не может отвернуться, не может уйти – он только смотрит, как гибнет его деревня. И как ты убиваешь себя заживо.
– И не выполняю обещание… – содрогнулась от его слов Белянка.
– Встань и иди! – закричал на ухо Дождь.
Белянка съежилась на стуле.
– Я не знаю куда.
– Пусть это будет последняя ошибка в твоей жизни, но это будет твоя ошибка! Не жди, пока рыцари зайдут в эту комнату и убьют тебя прямо на этом полу. И помни, что я всегда буду на твоей стороне. Потому что я верю в тебя.
Дождь стремительно встал и вышел – когда Белянка открыла глаза, его уже не было.
Полоса солнечного света желтела на рассохшихся ступенях.
Дверь была открыта.
«Встань и иди!» – эхом отозвалось в пустом сердце.
И Белянка встала и пошла.
И не оглянулась на нарисованное солнце, хотя точно знала, что никогда его больше не увидит.
Снаружи светило настоящее солнце. Большая поляна на редкость пустовала – только детский смех доносился откуда-то с края. Скелетом высился недостроенный остов, валялись бревна, ветви, пеньки и белые щепки. Поблескивали слюдяные окошки землянок, зеленели и цвели васильками крыши, но люди попрятались или ушли. Над избушкой на холме вился дымок, и Белянка вовсе не хотела вдыхать запах жженого чабреца и клевера. Неплохо бы переодеться в сухое, но там, в избушке, была Горлица.
И то, что осталось от Стрелка.
Белянка отвернулась и зашагала к реке, щурясь солнечным лучам и изо всех сил улыбаясь. По щекам за шиворот текли слезы.
– Куда это ты? – пискляво протянули над ухом.