Круг замкнулся

22
18
20
22
24
26
28
30

Холщова, подоткнув юбку за пояс, полоскала белье.

– Искупаться решила! – коротко хохотнула Белянка и зашла в воду.

И вправду, так даже лучше, зачем лодка, если платье и без того мокрое, а солнце жарит по полной – высушит!

– Ишь какая! – фыркнула Холщова и с любопытством уставилась на нее – даже про белье забыла.

Но Белянке было все равно. Пусть смотрит. Пусть все смотрят. Разве это имеет значение?

Ступни коснулись воды, поначалу холодной, но если заходить немедля, не останавливаясь, то становится вполне терпимо и даже приятно. Надулась пузырем юбка, скользнули за шиворот струи, пощекотали лодыжки водоросли. И тишина внутри отозвалась перестуку донных камней, молчанию рыб, беззвучному шепоту ряски. Течение вымывало память, вымывало слезы, начищало до гулкого блеска пустоту сердца. И в какой-то миг Белянке показалось, что она не плывет вовсе – летит, едва касаясь воды, легче облаков, выше неба летит. Распрощалась с замерзшим, заплаканным телом – и летит.

Колени ткнулись в песок, руки вцепились в кусты и вытащили Белянку на высокий берег, но легкость осталась. Не оборачиваясь на поляну, не стряхивая воды, не жмурясь от слез – слезы кончились, – она пошла по тропинке, вверх по течению, быстро-быстро пошла, насколько хватало сил. Тонкие струи стекали с волос и рваного подола, мелкие камешки и веточки врезались в босые ступни, но песок утоптанной тропинки приятно холодил в тени и обжигал на солнце. С каждым шагом сохла одежда, разрасталась пустота, и, казалось, еще чуть-чуть – и уж наверняка можно будет взлететь.

Тихие голоса за зарослями осоки и камыша заставили Белянку остановиться.

Конечно, Стел никуда не ушел! И с ним была… убийца. Как можно было не подумать о ней? Зачем Белянка вообще сюда шла? О чем она думала?

– Добил бы меня уже, – прорвался сквозь шорох ветра свистящий шепот.

– Не говори так, тебе же лучше уже, не говори так! – хрипло спорил Стел. – Ты выкарабкаешься.

Белянка хотела притаиться и понаблюдать из засады, но странная пустота и легкость внутри не хотели таиться: прятаться – это так глупо! Теперь ничего не страшно, потому что больше ничто не имеет значения. Она шла к Иве за советом? Так она пришла к Иве!

Решительно продравшись через кусты, Белянка вышла на поляну.

Стел сжимал белую руку убийцы и беззвучно шептал:

– Ты выкарабкаешься, выкарабкаешься, выкарабкаешься…

Солнечные глаза потемнели, ввалились землистыми кругами, осунулись щеки, губы будто бы вовсе исчезли с лица. Глубокие морщины протянулись от носа к подбородку. Безумие блестело во взгляде, сквозило в рваных движениях и сгорбленной позе. Должно быть, и сама Белянка выглядела не лучше, потому что Стел смотрел на нее пару мгновений, будто бы вовсе не узнавая.

– Не ждал, – наконец выдал он.

– Я надеялась, что вы ушли отсюда, – Белянка изо всех сил старалась не замечать убийцы.

Но убийца сама посмотрела на нее в упор, и невозможно было отвести взгляд.

Болотными глазами с пожелтелыми белками и красными прожилками на Белянку смотрела Смерть – люди с такими глазами не выживают. Последние крохи мягкости и жизни покинули рубленые скулы, нелепый подбородок, вздернутый нос. Единственным ярким пятном на белом лице горели искусанные в кровь губы.