Знать об основных токах тепла и ощутить один из них на собственной шкуре – вовсе не одно и то же. Буря манила, дразнилась, зазывала. Притягивала. Как покрытый росой кувшин с родниковой водой умирающего от жажды. Как теплый очаг замерзающего в метель.
С великим трудом Стел удержался на краю и открыл глаза. В груди болезненно заныло, требуя полного глотка тепла. Словно последний пьянчуга!
– Что с тобой? – тихий голос Рани дрогнул.
– Слишком много тепла, – хрипло ответил Стел и закашлялся. – Мне не стоит здесь колдовать. Подойдем к воде?
Они обошли служителей стороной и спешились. Стел опустил ладони в быструю реку и закрыл глаза, крохотными каплями впуская в себя свежесть и силу. Сдерживая страх и нечеловеческое желание нырнуть в поток с головой, он осторожно вдохнул. Пахло не рекой, а цветами, прозрачно и сладко. Стел огляделся. Копыта коней утопали в крокусах: белые и лиловые звезды с ярко-желтыми мохнатыми тычинками кутали склон и терялись в пожухлой траве, шлейфом поднимаясь от воды.
– Шафран, – улыбнулся Стел, касаясь пальцем нежного лепестка. – Цветок ясновидцев.
– Ты так глупо улыбаешься, будто это отборная дурь, – хохотнула Рани.
– Для меня – да, – усмехнулся он. – Нечасто, но у меня бывают видения. Порой даже во время молитв.
Он посмотрел ей в глаза и не стал говорить, что увидел в старой часовне.
– Что-то полезное предсказал? – Она с сомнением цокнула языком.
– Да, – глухо ответил он. – Смерть отца.
Стелу тогда было шесть. И отец только утром отправился в степной поход. А к вечеру разразилась гроза. В страхе маленький Стел забился под стол и увидел первый пророческий сон наяву.
Красным пламенем пылала бескрайняя степь. Комья земли летели из-под копыт вороного коня. Отец крепко сжимал поводья, несясь вперед, и не замечал за спиной Смерть верхом на ослепительно-белом скакуне. Она дышала в затылок, стелилась следом. И догнала.
– Матушка тогда отвела меня в Школу магии. Но отца это не спасло.
– Мне жаль, – Рани коротко коснулась его руки.
Стел сорвал цветок и медленно, глубоко, до головокружения вдохнул пыльцу. Ветер лениво гнал по воде рябь. Позади частокола черных камышей пылало небо. Темные овалы на тонких прутьях раскачивались из стороны в сторону. Они шевелились вовсе не по законам ветра: отрастив руки и ноги, они метались человеческими силуэтами в кольце огня. В смертельном кольце. И выхода нет – ни спрятаться, ни убежать, ни погасить. Небо разгорается ярче, ярче и ярче, норовит испепелить весь мир, укутать огненным покрывалом, убаюкать навеки.
Со следующим вдохом картинка растворилась в вечернем мареве, оставив неуловимый привкус гари на языке, а Стел, не успев вынырнуть из видения, задохнулся потоком чистого, не замутненного человеческими слезами тепла. Вихрь силы накрыл с головой, сбил с ног и закрутил в бешеной пляске.
Стел сумел вынырнуть и поймать равновесие на гребне невидимой волны, раскрывшись навстречу жизненной силе целого мира, будто раскинув руки. Восторг переполнил душу, смыл городскую пыль и боль. Стел не мог видеть – лишь ощущать. И благодарно впитывать, заполняясь до края. Отпускать не хотелось до боли в сжатых зубах. И он не отпускал – он дышал жизнью в ее первозданном виде…
… и задохнулся.
Впереди зияла пустота.