При взрыве не пострадали ни Сумеречные, ни люди. Однако после происшествий владельцы домов исчезали и отказывались давать какие-либо интервью. Поэтому надежды отыскать мотивы этих преступлений казались весьма туманными до тех пор, пока агент Зумтор, руководивший расследованием ФБР, не обнаружил в городе Темпе в штате Аризона поврежденный жесткий диск. С него удалось восстановить данные о поставках декстрометорфана в различные регионы Соединенных Штатов. DXM — психоактивное сильнодействующее средство против кашля, оно входит в состав многих медикаментов, которые отпускаются как по рецептам, так и без них, и в зависимости от дозировки способно вызывать бред или галлюцинации. Сумеречные часто покупали и принимали DXM, но этот жесткий диск стал нашим первым доказательством того, что они занимались активным распространением наркотиков.
Также на жестком диске были обнаружены данные о католических священниках из Северной и Южной Америки, которые симпатизировали Сумеречным и были открыты для возрождения. Совет Сумеречных никогда публично не обсуждал возрождение Папы и раскол, который это событие произвело в католической церкви. Но многим казалось, что Сумеречные были гораздо больше заинтересованы в сложившейся ситуации, чем они это хотели показать.
Орден брата Клауса и его лидер епископ Лоуренс Томас были самыми яростными противниками Сумеречных среди представителей католической церкви. Их участие в убийстве ватиканских кардиналов и Папы — если его действительно убили — не было доказано, но большинство разведок Америки и Европы считали, что за актами насилия стоял именно этот Орден.
Правительство США никогда не возбуждало исков против Ордена, однако ФБР время от времени вело наблюдение за его представителями. И в ряде случаев оно тщательно исследовало деятельность монахов Ордена. Однако ФБР так и не удалось найти доказательств причастности к каким-либо преступлениям, монахи и священнослужители Ордена были чрезвычайно осторожны и умело скрывали свою преступную деятельность, а также истинные цели своих поездок.
Расследование случаев взрывов помогли нашей разведке изучить некоторые цели Сумеречных, а также их отношение к религии, однако нам так и не удалось узнать, кто именно стоял за взрывами и каковы были их мотивы. Агент Зумтор, который, кстати сказать, оказался в меньшинстве, считал, что эти атаки вовсе не были семейными разборками среди Сумеречных. Он утверждал, что за этим стояли более влиятельные силы, имевшие отношение к высшим эшелонам Сумеречных и верхушке католической церкви.
И, в конце концов, один из этих «влиятельных людей» все же засветился, оставив единственный отпечаток. По запросу ФБР и Интерпола, итальянская полиция провела расследование и обнаружила на месте атаки кусок металла, который оказался фрагментом ящика, где хранилось взрывное устройства, а на нем — один-единственный отпечаток.
Базы Интерпола и ФБР дали один и тот же ответ. Я до сих пор помню, как агент Зумтор позвонил мне, когда выяснил, кому принадлежал этот отпечаток.
— Кто, черт возьми, такой Бернар Кисловски? — спросила я.
Если голос может звучать одновременно измученным и взволнованным, то именно так и прозвучал тогда голос Зумтора.
— Он из Ордена брата Клауса, мэм. Опять они, — со вздохом ответил он.
Глава 15
Переходные дни
Искательница
Я скучаю по матери и отцу. Я скучаю по сестре. Но не могу вернуться. Я даже не уверена, что у нас с ними одна кровь.
Я растворяюсь в звуках, в ночном небе, я ухожу за темный горизонт, за черные дома. Иногда ночами, в момент опустошения в полном одиночестве я слушаю тишину, словно пребываю в пустыне или в лесу. Вся моя прошлая жизнь проплывает передо мной. Дочь, студентка, сестра, подруга — все они проходят передо мной во мраке и скрываются за деревьями или кустарником. Я вижу их исчезающие лица.
Теперь для меня существуют только мои ощущения. Нет ни меня, ни остальных, каждое мое ощущение — как новый голос этого мира. Те наркотики, которые я принимала — алкоголь или кокаин, героин или экстази — лишь ничтожное подобие в сравнении с этим. Вместо этого — звуки и свет, я чувствую, как нервная дрожь пробегает по всему телу, как моя душа возносится над ним. Мне нужна музыка в придорожных барах, люди у бильярдных столов, одинокий бармен, свет и шум. Я могу проводить так все ночи неделями напролет, пока мое тело не испытает нестерпимого желания оказаться в холодной земле. Или с друзьями, если я не смотрю на них, как птица, рассматривающая гусеницу, прежде чем сорвать ее с листа. Ястреб и заяц. Пантера. Или…
Теперь я воспринимаю людей иначе. Я вижу их эмоции: отвращение, ярость, страх, грусть, счастье, удивление, презрение и покорность. Еще до того, как они проявляются на их лицах. Сокращение мускулов, о которых они даже не подозревают. Широкие шаги, хромота — каждое движение, каждый жест говорит мне, о чем они думают в данный момент.
Я могу ощутить их страх и счастье. Все в них очаровывает меня. Неужели меня так просто раскрыть?..
Ясно, что я — это уже не совсем я. Что даже эти воспоминания, эти слова, истории — своего рода, обуза для меня. Но желания тянут меня назад так же, как и заставляют двигаться вперед, и все те мысли, которые должны быть забыты, возвращаются снова и снова, когда я слушаю старую ковбойскую песню под гитару, или концерт Вивальди, или мотивчик, доносящийся из стереосистемы автомобиля, или шум ветра в ветвях деревьев. Мне нужно просто искать удовольствия в своих переживаниях и любви… удовольствия от этого места, от воскрешения мертвых, когда нам это необходимо…
Остается только медленное пульсирующее предвкушение завтрашнего дня, следующей ночи и той, что последует за ней. Песня грустного музыканта на моих губах умирает, как и олень, которого я преследую в поле, или вечерний филин, которого его жертва одновременно освобождает и что-то ему возвращает, как и мне. Кто-то сказал мне, что если ты однажды увидишь рассвет, рождение ребенка и то, как олень испускает свой последний вздох, ты обязательно захочешь увидеть это снова. Мне это очень помогает в жизни. В этом мире нет вопросов и сомнений — важно лишь то, что последует дальше.