Бабочка

– Житья нет от этой пацанвы. Это ж ханурики без стыда, без совести. Ворують, без очереди лезуть, а как ехать – так ничего у них нет, – скрипела бабка с лицом-фиником.

– Все равно! – злилась девица. – Все равно…

Но что именно все равно – не сказала. Замолчала, уткнув нос в искусственный мех потертой парки.

Люди в салоне троллейбуса номер 17 зафыркали – кто насмешливо, кто презрительно. Но по большей части – равнодушно.

– Водитель! Эй, водитель! – раздались впереди требовательные голоса. – Почему стоим?

– Светофор там.

– С каких это пор? Ерунду вы говорите.

– Не знаю ничего. Впереди стоят – и я стою. Хотите – идите сами смотреть, что там. А я здесь подожду, в тепле…

В это мгновение в троллейбусе погас свет.

По салону прокатился разочарованный вздох.

– Ну что, граждане, с наступающим вас. Как говорится – здравствуй, жопа, Новый год!.. Выходите все. По одному, с вещами…

– Что за шуточки?!

– Тюремный юмор…

– Никаких шуток, – криво ухмыляясь, сказал водитель. – Обрыв на линии. Все этот снег проклятый, чтоб ему пусто было. Выходите! До прихода аварийки я с места не сдвинусь.

Ворча и ругаясь, пассажиры потянулись к выходу, к открытым дверям. Вылезать из тепла наружу, в темноту и метель, никому не хотелось. Мыслями все они были уже дома: сидели за столами, в кругу родных и близких, набивая животы деликатесами и выпивкой… И даже свист метели и ледяные узоры на окнах лишь прибавляли уюта… И вдруг —?!.. Как тут было не ворчать и не злиться?

– Стойте-ка! – воскликнула строптивая девица в парке. Та, что напоминала всем о ребенке, о каких-то правах… – Я никуда не пойду!

– Чего еще? – проворчал мужик в красном.

Блондинка в сапогах закатила глаза.

– Опя-ааать?!

– Вы что, не слышите ничего? – сказала девица.