Медленно встаю, достаю из кармана грязный носовой платок, сплевываю туда красное.
А теперь я могу забраться обеими руками в зеленый куб. В мусорный бак у ветхой пятиэтажки на самой окраине.
Я не люблю, когда меня называют бомжом, хотя это формально правда. Я живу во втором подъезде под лестницей и предпочитаю именоваться Консьержем. Но кроме подростка Пети из 23-й, так меня никто не называет. Люди предпочитают не замечать тех, кто не дает им деньги. Иногда это даже удобно.
Я зарываюсь в мусор и ищу еду — это правда — но и старательно просеиваю его в поисках воспоминаний жителей моего подъезда. Квартиры с 21-й по 40-ю. Двадцать семей. Пятьдесят один человек. И каждый может поделиться со мной чем-нибудь ценным.
Алексей из 21-й на первом этаже выбрасывает списки продуктов, которые ему дает его жена Анна. Благодаря им, я знаю, что у кого-то из них аллергия на бобовые (наверное, у нее), что они пьют много кофе и разогревают еду в микроволновке. На праздники покупают коробку конфет. Говорят, ни один отдел маркетинга не перешибет мужчину со списком покупок в руках, но это не про Алексея. Иногда он покупает то, чего нет в списке — это легко определить, сверив смятую бумажку с чеком, который он оставляет на дне полиэтиленового пакета. Иногда это сигареты. Иногда пиво. Иногда презервативы. Я знаю, что он изменяет жене, потому что в их мусоре есть упаковки ее противозачаточных таблеток. Я смотрю на эти смятые бумажки и вижу Алексея насквозь — он никогда не перечит жене. Она не умеет готовить, и ему все равно. Его маленьких тайн хватает ему, чтобы оставаться живым. Рассовываю по карманам его бумажки — списки покупок и чеки — и немного становлюсь Алексеем.
Его жена Анна — учительница литературы. Она много пишет от руки, и, когда устает, ее почерк становится неразборчивым. В ее мусоре учебные планы, копии расписаний уроков, списки незнакомых книг. Мне нравится ее мусор — иногда она пишет дневники, потом рвет их и выбрасывает. Рвет недостаточно мелко, поэтому их легко сложить обратно и прочесть ее мысли. Порой они об учениках. Или об их родителях. С одним из них — с папой какого-то Гены — она изменяет мужу. Ей нравится секс с папой Гены, а секс с Алексеем — не очень. Эта информация личная, и я ценю это. Когда я прячу обрывки ее дневников по карманам, то немного становлюсь Анной.
— Привет, Консьерж! — окликает меня кто-то, и я знаю, кто это. Худой восьмиклассник Петя из 23-й.
Он улыбается, но я знаю, что улыбка фальшивая.
— Привет! — отвечаю, высвобождая руки из мусорного бака. Протягиваю ему руку, и он ее пожимает. Знаю, что дома он тщательно вымоет руки, но это не главное.
— Блин… Кто это вас так? — присвистывает он, глядя на мою расквашенную физиономию.
— Ничего страшного. Душевные раны бывают куда болезненнее. Правда? — отвечаю я.
Он перестает улыбаться. Уголки его рта дрожат. Петя высвобождает руку и спешно идет к подъезду.
— Подожди! — я тщетно пытаюсь его нагнать. Если промедлю, он шмыгнет в свою квартиру на первом этаже — и поминай как звали. К окнам он не подходит.
Вбегаю в подъезд, краем глаза успеваю увидеть новое объявление, наклеенное на входную дверь. Догоняю пацана у двери квартиры.
— Чего привязался, Консьерж? — сердито говорит он, развернувшись ко мне, словно защищая вход в свое жилище.
— Петь… Это… Все будет хорошо… — бормочу я.
— Консьерж, тебя чего, хорошо по голове стукнули?
«Хэштег Сарказм», — думаю я. Не знаю, что это значит, — нашел в распечатках студента Никиты со второго этажа — но, кажется, это подходит к ситуации.
— Петя… Тебе сколько — пятнадцать?
Он кивает.
ebooksa