— Продержись еще три года, — говорю я. — И ты сможешь жить, как хочешь. Они тебе ничего не сделают.
У Пети в мусорном баке особые записки. Обычно их пишут один раз и навсегда, но Петя любит жить, несмотря на маразм родителей, издевательства в школе, страхи из-за того, что он не знает, кто он в этом мире и как он будет в нем жить. «Если вы читаете это, значит, меня больше нет…» — перечеркнуто, смято, выброшено. «Я больше не хочу. Мне слишком больно», — разорвано на четыре части. «Прощайте все», — эту он даже перечеркивать не стал, просто выбросил в мусор. Теперь все эти кусочки его мыслей в моих карманах. Я тоже немножко Петя.
Петя хочет покончить с собой, хотя он не хочет покончить с собой. И он знает, что я знаю это.
— Продержись еще три года, — повторяю я. — Обещаешь?
— Обещаю, — внезапно просто говорит он.
— Помочь с математикой? — резко меняю тему.
Секунду Петя тормозит, потом облегченно вздыхает. Он явно не хочет говорить о своих записках, а помощь в геометрии ему не помешает.
— А ты… а вы разве можете? — он недоверчиво оглядывает меня. Ну да, я бомж. Но студент Никита, что живет над Петей, выбросил столько шпаргалок и конспектов после прошлой сессии, что я теперь подкован в аналитической геометрии не хуже его. Я тоже немножко Никита, хотя и не такой накачанный.
— Могу, — говорю я.
Петя заводит меня к себе домой — его родители-пьяницы приходят только через два часа — и мы вместе решаем задачи по геометрии. Он кормит меня дошираком и дает зеленку замазать ссадины на лице. Петя — хороший мальчик. Хорошо, если и правда доживет до восемнадцати.
Когда я выхожу из подъезда, уже начинает темнеть. Надо поспешить, чтобы разобрать все оставшиеся записки в зеленом баке. Но сначала смотрю на бумажку на двери: «Собрание жильцов дома против сноса!» — гласит объявление. Стоит дата и время. Композитор Владислав из 29-й регулярно выбрасывает «Новую газету», и я знаю, какое число было вчера. А значит, собрание завтра.
Этот дом снесут?
У меня перехватывает дыхание, и я инстинктивно засовываю руки в карманы, ощупывая и пересчитывая записки Анны, Алексея, Пети, Никиты, Владислава… Они не могут разъехаться отсюда. С Хозяином точки я как-нибудь рассчитаюсь. Могу быть дворником. Или репетитором. Или настоящим консьержем. Благодаря Владиславу, я даже музыкальным критиком могу быть. Деньги — это не главное. Но если они разъедутся, то кем останусь я?
Объявление подписано Глафирой Порфирьевной — кошатницей, активисткой и шизофреничкой из 37-й квартиры. Ее записки путаются — она пишет анонимки на соседей, но, кажется, ни одну так и не отправила. Знает ли она вообще, что Союз распался и что жаловаться нужно совсем не туда, куда она собирается? Владислав якобы мешает ей своей музыкой — хотя он живет на третьем, а она — на пятом. Марина из 36-й регулярно заливает ее. Нелогично — автор женских романов Марина проживает на четвертом и никак не может заливать Глафиру Порфирьевну. Это же очевидно.
Вспоминаю про Марину и бросаюсь к мусорному баку. Она остановилась на самом интересном месте — как уборщица, попавшая в волшебный мир, выбирает между Темным Лордом и Светлым Принцем. Я уже догадываюсь, что Светлый Принц не так прост и наверняка станет негодяем, а Темный Лорд окажется человеком с ранимой душой. Марина не опубликовала еще ни одной книги — по крайней мере, в ее мусоре полно рукописей с отказами. Она пишет главу за главой и выбрасывает. В Темном Лорде безошибочно узнаю композитора Владислава — как раз его музыку Марина может слышать. А Светлый Принц, кажется, это Алексей с первого этажа. Так значит, Алексей изменяет жене с Мариной? Об этом я не задумывался, но они не пара. Это очевидно. Она никогда не будет отправлять его в магазин со списком покупок, а он не сможет жить без этого списка.
— А ну, вали отседова! — раздается за моей спиной старушечий голос. Глафира Порфирьевна пожаловала. У нее тяжелая сумка, из которой торчит пакет с кошачьим кормом.
Не то чтобы она меня не терпела. Просто не запоминает. А зря. Ведь я тоже состою из ее анонимок, заплатив за них Хозяину высокую цену.
— Ваш дом снесут? — спрашиваю я.
Она явно не ожидает услышать это от роющегося в мусоре бомжа. На секунду зависает — прямо как Петя на вопрос о математике. Потом переключается на другую программу:
— Ишь! Удумали! Меня выселять! Да я! Я все напишу! Кому следует! Я их выведу! Всех жильцов подниму! Они у меня попляшут…
ebooksa