Тропой Койота: Плутовские сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

Филипп никак не мог придумать, на что похожа хоть одна из небесных странниц, пока Ранги не запел «Куплеты тореадора» из «Кармен», напомнив Филиппу об испанских танцах.

– Кастаньеты! – завопил Филипп.

– А-а! Так вот откуда берется гром! – подхватила бабушка Элис.

А Рэй сказал:

– Фил, не мог бы ты разглядеть там лобстера с огромными клешнями? Я голоден, как волк!

Потянувшись за воспоминаниями о тучках-кастаньетах, Ранги ухватил и пригоршню нот концерта для арфы… и вдруг обнаружил, что под ногами мокро, совсем как в тропическом лесу. Вода быстро прибывала, поднялась до щиколоток, а вскоре и до самого пояса: Филипп плакал. Слезные протоки раскрылись, слезы текли ручьем.

О! Ранги крепко стиснул кулак с горстью изловленной музыки. Сквозь открытые слезные протоки он может выскользнуть наружу и спастись, и большая часть Генделя останется при нем!

Он оглянулся на Чудище, караулившее горло. Медуза подрагивала, колыхалась, опьянев от света, а под ее крылом мало-помалу скапливалась целая армия медуз-малышей.

Ранги взглянул на слезные протоки. Сужаются… это Филипп принялся протирать глаза.

Сверху вниз медленно проплыл еще один образ – рыжеволосая Марта в гостиной Уайлдеров поет O mio babbino caro[95] из оперы Пуччини. Заброшенный в чулан, Ранги не видел этого, но теперь, благодаря памяти Филиппа, смог подхватить – только «баббино» заменил на «бабуино».

И еще образ: Филипп на похоронах отца, кладет в гроб коллекцию бейсбольных карточек – пусть будет у папы, чем поменяться с Господом.

Начало его зрелого возраста Ранги пропустил – просидел в чулане, но отец Филиппа прожил недолго, и для Филиппа это явно были не лучшие годы.

В последний раз взглянув на реку, что вела наружу, к свободе, Ранги остановил Филипповы слезы, схватив слезный проток и направив струю печали и горечи Чудовищной Медузе прямо в морду – будто из пожарного рукава. На миг тварь оглушило, отбросило назад. Воспользовавшись этим шансом, Ранги нырнул назад – к сердцу, в самую середину туловища, туда, где зловредные клетки готовились торжествовать победу.

Он все еще здорово сердился на Дину за то, что та обозвала его обезьяной. Ух, он ей еще покажет! Между прочим, изобретательностью обезьян в использовании всевозможных орудий издавна восхищается весь мир! Пока Чудовищная Медуза не оправилась от нежданного душа и не вернулась на место, Ранги, вообразив над собой гущу лиан (окей, окей, он родился на игрушечной фабрике, но ведь и там хватало труб под потолком!), ухватился за вену, качнулся на длинных руках, перелетел к артерии. Великий музыкант, вдохновленный потоком воспоминаний Филиппа, он сгреб ноты, прилипшие к облезшей шкуре, расставил их по линейкам нотного стана и захлестнул ими стаю болезнетворных клеток, как сетью. Изловленные клетки взорвались, вспыхнули огнем, но музыка прихлопнула, погасила пламя, оставив от него только дым.

Швырнув половинными нотами в клетки, стерегшие ход к уху, и взорвав их, он поскакал дальше, цепляясь одной рукой за вены, а другой нанизывая на линейки зажатые под мышкой звуки. Кое-какие фразы звучали малость фальшиво, но Ранги разбрасывал их, где только мог, и вскоре костры пылали повсюду, куда ни взгляни. Ранги остановился перевести дух, и вдруг в дыму, прямо перед ним, возникла Королева Медуз. Один взмах щупальца – и Ранги пойман.

Ранги жалобно захныкал и выронил последние ноты. Чудище не отпустит, не разожмет хватки, пока он не сгорит насмерть!

Однако ноты, обретя свободу, воодушевились, встрепенулись, начали множиться, словно эхо, словно воспоминания о воспоминаниях, принялись колоть трепещущие крылья Чудища тактовыми чертами, рубить их в клочья. Подняв взгляд, Ранги вздрогнул. Стайка нот, вытянувшись цепочкой, слилась в острое копье-глиссандо, тут же устремившееся к нему – прямиком в голову. Ранги отчаянно взвизгнул…

…но в следующий миг сообразил: музыка подбрасывает ему оружие! Схватив копье из нот обожженной лапой, он вонзил яростное глиссандо Генделя в тушу Чудища. Чудище взвыло, а между тем еще одна стайка нот над головой сомкнулась кольцом и рухнула вниз, точно оборвавшаяся люстра. Ранги что было сил прыгнул вверх, сквозь кольцо… а Чудовищная Клетка-Медуза, предводительница воинства болезни, вспыхнула, взорвалась, точно бракованная римская свеча, рассыпав во все стороны ядовитые искры, но новые стайки нот резво метнулись вниз, гася зловредные огоньки ценой собственной жизни.

Поморщившись от боли, Ранги прихлопнул ладонями горящие уши и огляделся. Поле боя было усеяно затухающими огнями и умирающими нотами.

– Нет, – велел он, увидев несколько музыкальных фраз, плывущих к нему, – оставайтесь-ка здесь. Здесь ваше место.