– Но как же так? Почему нет?
Старик испустил долгий вздох, словно уже устал от этого разговора.
– Скажем так, это не в моем характере.
– Что это значит?
Старик качнул тростью, и Никки увидела, что на набалдашнике – вовсе не гончая, как ей показалось вначале, а три серебряных черепа. Старик взирал на нее, будто учитель, задавший простой вопрос и, не дождавшись ответа, догадавшийся, что она не сделала домашки.
– Что я ничего не делаю даром.
– У меня есть сорок баксов, – сказала Никки, закусив губу. – Ни на какой секс я не соглашусь.
Старик пожал узкими плечами.
– Что ж, – сказал он, – я вовсе не лишен сострадания. Давай так: я ставлю свою услугу против кое-чего, имеющегося у тебя. Сумеешь победить меня в любом состязании на твой собственный выбор – твой пес останется жив и здоров, и ты мне ничего не должна.
– Правда? – спросила Никки. – В любом состязании, в каком захочу?
Старик протянул ей руку.
– Пожми ее, и уговор заключен.
На ощупь его ладонь оказалась сухой и теплой.
– Итак, в чем будем состязаться? – спросил старик. – Может быть, ты играешь на скрипке? Или предпочтешь попытать счастья со скакалкой?
Никки смерила его долгим взглядом. Старик был тощ, костюм сидел на нем немного мешковато, как будто в день покупки его владелец был полнее. Серьезным едоком он с виду не казался.
– Устроим состязание едоков, – сказала Никки. – Держу пари, что смогу съесть больше, чем вы.
Старик так зашелся от смеха, что Никки на миг показалось, будто его вот-вот хватит удар.
– Это нечто новенькое. Прекрасно. Я весь – аппетит.
Его реакция настораживала.
– Погодите, – сказала Никки. – Вы так и не сказали, что потребуете от меня, если я проиграю.