Вода меж высоких гранитных стен черна, глубока. Пес сидит на носу, а Жак гребет и распевает:
– Песик, песик, поплывешь ли за море со мною?
В том новом лабиринте, в лабиринте маркизы, эти каналы будут кишеть ядовитыми змеями. А стены поверху ощетинятся острыми шипами. Как Жак боялся его, этого места, быть может, становившегося еще ужаснее оттого, что пока оно – всего лишь призрак, всего лишь игра ума! Когда он заколебался, услышав о поручении маркизы, та попросту сунула кошелек ему в руки.
– Ты сделаешь это для меня, – сказала она. – А не сумеешь – велю затравить собаками, как паршивого пса. Большего ты не заслуживаешь.
Весло в руках – словно свинцом налилось. Как будто темные воды хотят утащить в глубину и его, и самого Жака…
– Ты будешь служить матери всю свою жизнь? – спросила его Ариенна.
Случилось это вечером накануне того, как маркиза застала их вместе, заглянув в спальню дочери через потайной ход, о котором не знал даже Жак.
– Без службы ей я – никто, – ответил он. А про себя добавил: «Всего лишь кухонный мальчишка, которого ты постоянно дразнила, когда мы были маленькими».
– Я не могу любить тебя, пока ты служишь ей, – сказала Ариенна. И в этот вечер даже не удосужилась начать одну из своих сказок.
Лодка достигла тупика и закачалась на воде, постукивая бортами о стены. Сидит Жак с веслом на коленях, дрожит в темноте меж высоких гранитных плит…
Пес повернулся к нему и дважды гавкнул.
– Хорошо, капитан, – сказал Жак, отталкиваясь веслом от стены.
Лодка тронулась назад, и вскоре течение вновь подхватило и понесло ее дальше.
Солнце уже миновало зенит. Если бы эти стены могли отбрасывать тень, их тени сделались бы заметно длиннее.
В том новом лабиринте, лабиринте материнской ревности, будет лишь одно место, которое можно назвать отрадным. За всеми его коварными коридорами, безлюдными тропами и смертоносными ловушками, в самом центре лабиринта будет устроен зеленый холм, а на холме том – сад и огород, а посреди сада – милый, уютный дом, обращенный дверьми на восток. Очаг в том доме велик, но кровать – узка. Кровать та – кровать Ариенны, а дом – место ее заточения.
Так повелела маркиза. И все – потому, что Жак любит ее, а она могла бы полюбить его, если бы он не служил маркизе.
Здесь, в лабиринте, где Жак бездумно, без всякой системы, бродит сейчас, высокие каменные шпили тянутся вверх, словно надгробия древних великанов, и Жак старается ступать потише, опасаясь потревожить их сон. Если он не сумеет найти выход из этого лабиринта, то как же справится с тем, новым, построенным специально затем, чтоб преградить ему путь?
– Зют![140]
Прежде, чем Жак успел разглядеть, откуда доносится голос, пес с радостным визгом рванулся вперед. Навстречу из-за обелиска выступил неуклюжий с виду толстяк в шляпе-треуголке, из-под которой торчали во все стороны прядки седых волос. При виде пса он опустился на корточки.
– Зют, – повторил он. – Я думал, на этот раз ты заблудился окончательно!
ebooksa