Месма

Лунное сияние, плавно и мягко растекающееся по ночному небосводу вокруг серебристого диска, ничуть не проникало в этот угрюмый замкнутый двор, который оставался угрюм и мрачен, будто подземное царство теней.

И только над входом в сторожевой вагончик уютно горел ночной фонарь, хоть как-то рассеивая окружающий кромешный мрак. Подойдя к ступенькам, Влад постучал. В ответ из вагончика раз дался короткий выкрик:

— Открыто!..

Влад толкнул дверь и вошел. Внутри вагончика было тепло и уютно.

Сторож, одетый в старую, но чистую клетчатую рубаху, сидел за столом и выжидающе смотрел на дверь. Его седые волосы стояли торчком на круглой голове, морщинистое лицо при виде ночного гостя расплылось в доброй улыбке.

— Добрый вечер, — поздоровался Влад.

— Добрый, — отвечал старик, — только скорее уж ночь уже. Заходи, мил-человек, присаживайся. Тебя как величать-то?

— Влад…

— Присаживайся к столу, Влад…

Макар Петрович повернулся на стуле к маленькому холодильнику, открыл дверцу и выставил на стол банку маринованных огурцов, заранее открытую банку килек в томате, пару сырков «Дружба» и батон свежего белого хлеба. Влад мгновенно понял, что именно за всем этим последует, и сразу же запротестовал:

— Макар Петрович… спасибо, конечно, только не за этим ведь я здесь. Мне надо скорее в подвал попасть. Вы, помнится, хороший фонарь мне обещали!

— Да ты погоди, погоди, мил человек! — горячо воскликнул сторож, доставая початую «Столичную» и два маленьких граненых стакана. — Ты садись лучше — поснедаем немного! Ты меня уважил, а теперь я тебя уважу! И не думай — я тут напиваться не собираюсь, я ведь на работе! Да и тебе пить много не следует, дело у тебя непростое. А это так — для сугреву! По сто грамм, и все, как на фронте у нас бывало… садись, садись, столбом-то не стой! У меня здесь чисто.

Влад присел к столу. Вообще-то подкрепиться перед копанием в подвале действительно не мешало, ибо обедал он давно, и пищу принимал в очень незатейливой харчевне — из тех, которые у них в студенческой среде характеризовали точным понятием «рыгаловка». А потому непритязательное угощение хлебосольного сторожа было отнюдь не лишним. Разве что водка… вряд ли она была уместна здесь и сейчас.

Но старик шустренько плеснул ему и себе в стаканчики действительно граммов по сто — и не более. Похоже, рука у него на такие действия была набита.

— Ну какой тут сугрев, Макар Петрович! — сказал Влад неодобрительно. — Смотрите, и так на улице по ночам аж двадцать три градуса! Впору квас холодный пить, а не водку.

— Да-а, — протянул старик, закупоривая бутылку и убирая ее. — Зной стоит таков, какого отродясь не упомню. А про Москву-то слыхал? Сообщают, там улицы гарью и дымом заволакивает, совсем дышать стало нечем! По всей области торфяники горят… А дождей-то нет как нет! Ну да ладно, Москва-матушка и не такие беды видала! И нынешнее лето переживет. Для сугрева не пойдет, тогда, стало быть для храбрости! Она тебе, милок, понадобится… Ну, будем здоровы!

Сторож и студент дружески чокнулись и выпили. Влад с удовольствием ощутил, как по телу начало растекаться приятное тепло.

— А что, — спросил Влад, с хрустом откусывая маринованный огурец, — у вас тут есть, кого можно ипугаться? Храбрость мне тут зачем? Я уже мальчик большой, темноты вроде как не боюсь.

— Не боишься? — одобрительно заметил старик, — Это хорошо! Вот только прежде, чем ты в энтот подвал-то полезешь свои там письма или еще чего искать, я тебе, милок, кое-что поведать должен!

— А! — усмехнулся Влад, у которого слегка повеселело на душе, — нечто вроде инструктажа…