Месма

— Тетя Августа, — несмело попросил Тимка, — а может, сперва покушаем? Так сильно есть хочется…

— Ну Тимочка, ну мальчик! — Августа с сожалением вплеснула красивыми руками. — Понимаешь, если будем время тянуть, фотограф может лечь спать! Не станем же мы будить его, правда? Да и свет у нас скоро опять отключат… А так хочется сфотографировать такого красивого мальчика! Поэтому надо идти сейчас. Это же так быстро — чик! И все… А потом сядем ужинать, и тогда покушаешь вдоволь. Голодным точно не останешься.

Тимка заколебался. Сфотографироваться очень хотелось, но есть хотелось еще больше. Однако тетя Августа смотрела на него так умильно, с такой нежностью… Так когда-то смотрела на него мама, подбирая ему в универмаге новую одежду! Как давно это было! Будто вовсе и не с ним…

Он взглянул на стоявшую чуть поодаль Пелагею, смотревшую на него выжидающе. Неожиданно она улыбнулась ему вполне приветливо.

— Ну да, — сказала ободряюще Пелагея. — Чик! И… все!

— Хорошо, тетя Августа… — сказал Тимка. — А куда идти-то надо?

— А никуда! Вот лесенка — по ней и пойдем.

Августа взяла Тимку за руку и повела его за собой. Лестница была узка, и здесь она вывела Тимку вперед, а сама пошла сзади, держа мальчика за плечи. Тимка преодолел с десяток очень крутых ступеней, ощущая на своих плечах ладони тети Августы и ее необычно длинные пальцы. Эти пальцы держали его очень цепко, и пареньку показалось, что вырваться из них невозможно, как бы ни старался. Но он и не думал стараться — ему было диво как хорошо! Никогда еще после смерти мамы о нем так не заботились…

Наверху оказалась запертая дверь, возвышавшаяся прямо над верхней ступенью. Августа решительно постучала в нее.

— Прохор! — позвала она. — Прохор Михалыч! Мы к вам…

И снова Тимке показалось странным: кто же это «мы»? По идее, фотограф не должен был ждать посетителей так поздно. Или они тут по-соседски ходят друг к другу в любое время? Ну что ж… вполне возможно. Соседи же! Добрые люди…

— Иду, иду… — раздался из-за двери мужской голос.

Послышался звук шагов, щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина в домашней рубашке и глаженых брюках; на вид ему было за пятьдесят.

У него были внимательные прозрачные глаза, смотревшие на Тимку настороженно и проницательно. За его спиной Тимка увидел какие-то шкафы, плотно стоявшие вдоль стены.

— Добрый вечер, — мягко сказала Августа из-за Тимкиной спины. — Дядя Прохор! А мы вот сфотографироваться хотим! Видите, какие мы красивые! Уважьте нас, пожалуйста, сделайте снимок…

Прохор Михайлович оглядел Тимку с головы до ног и улыбнулся. Лицо фотографа было худощавым и хмурым, а потому улыбка вышла какой-то вымученной, словно улыбался он через силу. А впрочем, какие тут улыбки, когда идет война, когда кругом такое творится! Тут явно не до улыбок…

— Ну заходите… — сказал он по-простому, отстраняясь от двери.

Августа легонько впихнула Тимку в комнату. Здесь было довольно прохладно — видимо, хозяин лишь недавно затопил буржуйку. Но в этой комнате, куда вошли женщина и мальчик, печки не было: вероятно, она находилась в другом помещении. Эта комната была маленькой, в плане квадратной; по стенам стояли шкафы с какими-то папками, книгами, а напротив двери располагался стол, придвинутый к стенке. Стол был заставлен всякими колбочками, ванночками, баночками.

Над столом висела лампа, дававшая мягкий рассеянный свет.

- Вот Тимка хочет сфотографироваться, — торжественно объявила Августа. — Видите, какой он у нас чистый, да красивый! Как такого парня да не сфотографировать!