— Энтот тощеват, правда, — сказала между тем Пелагея, ткнув в сторону Прохора Михайловича своим могучим пальцем с обломанным ногтем. — Но ничего, холодец все равно добрый получится…
— Эй, да вы что… — пролепетал фотомастер ошалело. — Августа… что она несет?
Августа весело и задорно рассмеялась. Маленькая комната наполнилась жутким смрадом, от которого у Прохора шла кругом голова, но она будто не замечала этого.
— Вот видишь… мотай на ус, Прохор! — воскликнула она. — Вот Пелагея… женщина темная, безграмотная, но… невероятно сильная, из тех, что коня на скаку остановят! И мне предана, как собака! Лучше даже… Я была уверена, что она полная дура, ан нет! Пелагея, ведь ты нас всех из большой беды выручила! Кабы не ты… нам бы всем конец! А Прохор нас не выдаст, ты не беспокойся! Он у нас ручной, Прохор-то! И мне он пока нужен… А потому ты его не трожь даже пальцем, поняла?
— Поняла, матушка! — отвечала Пелагея. — Как же не понять! Твое слово закон для меня! Ты как пошла наверх с Михой-то… Я уж хотела клеенку расстелить на лестнице, и слышу вдруг, шум там у вас какой-то! Значит, думаю — не заладилось чего-то! Чую — чужой кто-то у вас там! Ногами топочет, кричит дурным голосом… Наверное, думаю, сюда сейчас придут! Взяла я на кухне нож-то энтот, а сама свет в комнате погасила, да за лестницей спряталась! А потом слышу — сюда спускаются! Да на кухню прямиком пошли… Эх, думаю, беда пришла неминучая! Стала я значит, слушать, да выглядывать помаленьку! Смотрю — батюшки! Офицер пришел, ругается, да пушкой размахивает. Подошла я к двери, момент улучила, да тебе-то, матушка, нож энтот и сунула в руку потихоньку. Ну, а дальше ты сама, кормилица, все как надо, и сделала! Стало быть, помог нам Господь, в который уж раз помог, всемилостивый…
— Да уж, помог Господь, — благодушно согласилась Августа. — Вот видишь, Прохор, у нас с Пелагеей все как налажено! А ты боишься, да дрожишь как листик осиновый! А у меня на юбке вот сбоку пришита петелька особая, специально для ножа — мало ли, нужда какая придет! Я в эту петлю нож и засунула! И в складках юбки, да в потемках не видно его совсем, и притом руки свободны! Ну, а дальше ты сам все видел…
Прохор Михайлович угрюмо и затравленно молчал.
Постепенно он начал успокаиваться.
— Ну ладно, — сурово молвила Августа. — Потрепались — хватит! Делом пора заниматься! Сбежал от нас Миха, да зато вот целый лейтенант к столу пожаловал! Нам с тобой, Пелагея, возни с ним, поди, до утра хватит — вон кабан какой здоровенный! Ты все сетовала — мол, худенькие одни попадаются! Этот уж точно не худенький. Сейчас мы с тобой разденем его для начала. Давай-ка, сюда подойди… Я пока с формы у него все эти побрякушки посрезаю, а ты бери клеенку и расстилай.
Прохор Михайлович тупо наблюдал, как две убийцы-людоедки на глазах у него деловито и сноровисто принялись готовить жертву к разделке. Ему казалось, что он видит жуткий, невероятно дурной сон, и никак не может проснуться.
— Ну, чего стоишь? — озлобленно сверкнула глазами на него Августа. — Наломал дров, так нечего теперь тут под ногами путаться…
— А что я? — пролепетал фотограф. — Я ничего…
— Прочь ступай! — брезгливо бросила ему Августа. — Все одно проку от тебя здесь никакого! Наверх иди! Дверь-то входная у тебя не заперта — неровен час, опять черти кого-нибудь принесут! Мальчишка убежал ведь, а дверь за ним открытая осталась! И ночь на дворе! Всю твою аппаратуру к черту вынесут…
«А ведь и правда…» — подумал Прохор Михайлович.
Кроме прочего, это был повод покинуть этот жуткий подвал, в котором он в любую секунду мог хлопнуться в обморок. Шатаясь, как пьяный, фотомастер направился к лестнице, поднялся наверх и наконец-то очутился в своей такой уютной и родной фотомастерской. Здесь было тихо и спокойно, совсем по-домашнему тикали ходики на стене. Господи, как же здесь хорошо!
Прохор Михайлович запер дверь в подвал, затем подошел к входной двери. Открыл ее, высунулся на улицу, жадно ловя ртом свежий ночной воздух… Было еще по-летнему тепло, однако уже ощущалось приближение осенних холодов: долго снаружи оставаться не хотелось — быстро становилось зябко. Фотограф закрыл дверь, запер ее на замок, задвинул засов.
Он умылся под рукомойником, тщательно вытер лицо и шею.
Двигаясь, как механический робот, машинально разделся и без сил рухнул в постель. Спать, скорее спать… Мысли одна ужасней другой роились у него в голове, то и дело возвращаясь к страшному подвалу; но о том, что сейчас происходило в этом подвале, Прохор Михайлович изо всех сил старался не думать…
Влад поднял голову от записей и взглянул на часы. Половина второго ночи! Давно пора бы спать, но вот что делать завтра? А если точно, то уже сегодня? Снова ехать на кладбище, искать могилу? Но где? Почему-то он постепенно начинал приходить к мысли, что надо заглянуть в сектор захоронений не 50-ых, а 40-ых годов. Скорее всего, ошиблась Самсониха… Владу представлялось, что не могла Августа пережить голодные военные годы. Не могла — и все тут! Не имела права их пережить. Ни Божьего права, ни человеческого.
Он посмотрел на свое отражение в зеркале.
ebooksa