Прохор Михайлович увидел сквозь оконное стекло, как Августа вела по улице мимо его окна паренька лет тринадцати — четырнадцати; подойдя вместе с ним ко входу в подвал, она даже оглядываться по сторонам не стала: просто пустила мальчишку впереди себя, а сама стала спускаться за ним следом. Вытянув шею, фотомастер проследил, как Августа спустилась ко входной двери, задержалась на секунду, а потом исчезла в дверном проеме. Дверь плотно закрылась.
Прохор отошел от окна и посмотрел на часы, висящие на стене. Господи, опять…
С тех пор, как электричество стали подавать еще и по утрам, Августа начала приводить своих потенциальных жертв не только вечерами, но и рано утром.
От Прохора она требовала, чтобы фотоустановка была готова не позднее десяти… хорошо еще, что все это происходило не каждый день и даже не каждую неделю! Однако Прохору Михайловичу и одного-двух раз в месяц такого кошмара хватало за глаза.
Он со вздохом отошел к столу и оперся на него рукой.
Постоял, в скорбной задумчивости опустив голову. С каждым разом вся эта адская церемония, в которую он был вовлечен, давалась ему все труднее.
И выхода никакого Прохор для себя не видел. Много раз он задавал себе один и тот же мучительный вопрос — что ему делать? Как остановить это жуткое колесо, которое в своем безумно-кровавом вращении неумолимо перемалывало одну за другой детские жизни? И оборотной стороной этой дьявольской разменной монеты служило не что-нибудь, а его собственная жизнь. Он мог пойти в городской отдел милиции и донести на свою соседку, увлеченно практиковавшую людоедство. Но это неминуемо означало — подписать и себе смертный приговор.
Однажды Прохор Михайлович случайно в хлебной очереди подслушал разговор двух женщин. Одна из них приехала из блокадного Ленинграда. Она вполголоса рассказывала своей родственнице, что в Ленинграде процветает повальное людоедство, и человечину можно без особых проблем купить на рынках под видом колбасы или сосисок, или пельменей с соответствующей начинкой. Часто похищают детей с целью их поедания, поэтому горожане, отправляясь куда-либо со своим ребенком, не спускают с него глаз! Создаются целые отряды из милиционеров и добровольцев, которые выявляют затаившихся людоедов. Обнаруженных каннибалов расстреливают на месте без суда и следствия. Прохору Михайловичу нетрудно было догадаться, чтО именно последует за его обращением в милицию или в органы. После такого обращения он и дня не проживет.
К такому варианту событий Прохор был не готов. Зачем же он выживал все эти долгие мучительные месяцы и годы до сих пор? Чтобы потом в один прекрасный день в одночасье стать к стенке?
А с другой стороны Прохору Михайловичу было невыносимо участвовать в этой нескончаемой, поистине дьявольской трагедии, конца которой не предвиделось так же, как не предвиделось конца войне. Подчас он искренне желал самому себе смерти. Для него смерть явилась бы настоящим избавлением.
Накануне Августа жестко предупредила его, что завтра отправляется на охоту — именно так она называла ЭТО! А значит, чудовищный алгоритм вновь запущен, и Прохор должен быть готов к исполнению отведенной ему роли…
Перечить Августе у него не было ни сил, ни воли. И не только потому, что Прохор Михайлович осознавал, что своей жизнью (если можно было это так назвать; скорее — существованием!) он обязан исключительно ей! И еще — тем несчастным подросткам и детишкам, которых Августа жестоко убила, и счет которым шел уже на десятки. Он не мог ей ни перечить, ни возражать еще из-за некоего воздействия, которое она оказывала на него. Если бы Прохор Михайлович верил в магию, он сказал бы, что это магическое воздействие. Но в магию и в потустороннее он не верил, а потому относил этот феномен исключительно на счет ее воли… Хотя объяснить, а что такое эта самая воля, Прохор тоже не смог бы. Но стоило Августе посмотреть ему в глаза, как Прохор Михайлович неминуемо терялся, становился как будто меньше ростом, у него начинали трястись руки, потеть ладони… и вот он уже готов был исполнять любое ее повеление, даже самое чудовищное!
Даже когда Прохор Михайлович не видел ее, когда он находился явно вне зоны ее наблюдения, он все равно ощущал на себе ее пристальный, чарующе-страшный, затягивающий взгляд. Было стойкое впечатление, что Августа незримо сопровождает его повсюду и всегда. И он нередко чувствовал себя не самостоятельной личностью, а всего лишь ходячим подобием человека, созданным и приспособленным исключительно для исполнения каких-то ее ужасающих замыслов. Порой в его душе и мыслях начинался бунт против такого положения вещей, но длился он лишь до следующей встречи с Августой с глазу на глаз, после чего всё снова становилось на свои места, и Августа легко могла вить из него веревки.
Тяжко вздыхая, Прохор Михайлович начал готовиться. Установил треногу, протер объектив фотоаппарата. Он заметил, как дрожат его пальцы. И вдруг ему подумалось: этому кошмару должен рано или поздно настать конец.
Видимо, Августа не боится Бога, либо попросту не верит в Него; однако Прохор Михайлович, несмотря на житье в сугубо атеистической стране, где считалось нормой устроить в порушенном Божьем доме склад или общественный сортир, все же подсознательно был убежден в существовании некой Высшей силы, перед которой придется держать ответ после окончания земного пути. И чем ближе становилось это окончание, тем чаще Прохор задумывался об этом. Считая россказни об аде и рае всего лишь людскими суевериями, в могущество этой Высшей силы он все-таки верил, и ему казалось, что гнев этой силы многократно страшнее всех этих баек о чертях с вилами и адских смоляных котлах…
Неспешно готовя аппаратуру и помещение под предстоящее действо, он вспомнил, с какого именно момента вдруг осознал, что необходимо покончить с этим ужасом, причем любой ценой! Этот момент наступил зимой с приходом к нему девушки Вари, невесты убитого Августой лейтенанта Федора Гущина.
Тогда, после ее ухода, Прохор Михайлович несколько суток кряду не мог опомниться. И когда Августа пришла к нему и поинтересовалась причиной его необычно угрюмого вида, Прохор без обиняков спросил ее, а куда, собственно, дела она останки убитого и съеденного ею офицера.
— А тебе это зачем знать? — сурово спросила его убийца-людоедка.
— Пожалуйста, скажи… — робко попросил Прохор Михайлович. — Мне так будет спокойнее…
— Ишь, какой беспокойный стал, — мрачно усмехнулась Августа. — А знаешь такую поговорку: меньше знаешь, лучше спишь?
ebooksa