Месма

Он вынул из-за отворота шинели бумагу и небрежно махнул ею перед лицом хозяина. Однако глаза фотографа застилала мутная пелена, строчки прыгали перед ним, и он всё равно не мог прочесть ни слова.

— Что ж… производите, — беспомощно ответил он, хотя его мнения никто и не спрашивал.

— Харитонов, — обратился старлей к одному из сопровождавших, — ты давай пошуруй в комнате и в кухонном углу, а ты, Василенко, возьми-ка себе фотокомнату.

Солдаты принялись за обыск. Офицер повернулся к хозяину.

— А где тут у вас пленки, фотоматериалы?

— Вон в той каморке, — безразлично отвечал Вакулин. — Я называю ее лабораторией.

Старлей шагнул туда, начал выдвигать ящички с литерами и вытаскивать их содержимое, вываливая его на стол. Тем временем солдат, обыскивающий фотокомнату, с грохотом повалил на пол штатив-треногу, небрежно отбросил ногой ящичек со звякнувшими фотообъективами…

— Осторожнее! — предостерегающе крикнул фотомастер. — Здесь же не дровяной склад, граждане! Это оптика, она требует к себе бережного отношения…

Старлей прервал свое рытьё в ящиках и угрюмо посмотрел на хозяина.

— Вы лучше подумайте о себе, гражданин Вакулин, — с мрачной ухмылкой заметил он. — Скорее всего, вся эта оптика вам уже не понадобится.

— Не понадобится мне — понадобится кому-то еще! — в тон ему возразил Прохор Михайлович. — Если меня забирают, это не значит, что всё здесь надо разгромить! Это имущество не моя личная собственность, между прочим.

— Помолчите, гражданин Вакулин, — отозвался офицер. — У вас еще будет возможность поговорить, только не с нами. А сейчас лучше помолчите.

Вакулин ничего не ответил.

«Господи, да о чём с вами можно говорить! — подумал он с глухой досадой. — Лучше действительно рот поменьше открывать, хоть спокойнее будет.»

Ему вдруг сделалось ужасно тоскливо и противно до тошноты. Страстно захотелось скорее закончить всю эту дурацкую трагикомедию, напоминающую дешевый и бездарный балаган. Какого черта они здесь роются? Зачем они вообще пришли? Кому он понадобился — беспомощный, больной, дряхлеющий человек с мирным ремеслом фотографа; человек, который и так едва ли протянет на этом свете еще хотя бы год, от силы — два… Неужто он представляет собой какую-то опасность?

— Могу я задать один вопрос? — спросил он, обращаясь сразу ко всем троим.

Рядовые, естественно, промолчали, продолжая сосредоточенно рыться в его выдвижных ящиках и в тумбочках, а старлей, выдержав долгую паузу, не глядя на него, небрежно бросил:

— Задайте…

Его тон был столь безразличен, будто к нему обращался и не живой человек вовсе, а бесплотная тень, которую можно было и не заметить. Прохор Михайлович, конечно же, не обиделся: снявши голову, по волосам не плачут! И задал свой вопрос:

— Хотелось бы понять — а что вы, собственно, ищете? Если бы я знал, я, возможно, попытался бы сократить ваши поиски и сэкономить ваше время.