– Заметила, какая у него улыбка? – говорит Володя. – Умеют же улыбаться. Для каждого – своя улыбка. Кому – подобострастная, кому – покровительственная, кому – презрительная.
– А нам какая? – спрашивает Наташа.
– Нам – дружелюбная, – говорит Володя. – Это потому, что я знаю, сколько на чай оставлять.
Наташа хихикает.
– А помнишь кафе «Приморское»? – говорит она. – Тогда нам не до официантов было!
– Еще бы! – отвечает он. –
Наташа чуть слышно прыскает. Владимир очень любит этот ее смех – словно она хочет расхохотаться и сдерживается только усилием воли.
Так же она смеялась, когда уже в столице они снова решили сходить в ресторан, а швейцар не пустил их, студентов. Сказал что-то вроде
Зато теперь куда хочешь можно идти – швейцары только двери распахивают. Жизнь определенно удалась.
– Сколько лет прошло… – говорит она.
– Пятнадцать лет без десяти дней, – быстро отвечает Володя.
В самом деле – легко посчитать: через десять дней после знакомства он ее и отвел в «Приморское». Хотел ухаживать красиво, как в мертвом кино.
Они тогда все вели себя немного как в мертвом кино: казалось, еще чуть-чуть – и все вокруг будет таким же, как показывали в фильмах, доставшихся после войны в качестве трофеев.
Возвращается официант:
– Простите, похлебки с курником нет сегодня, могу предложить щи в горшочке с гречневой кашей.
– Хорошо, пусть будут щи, – соглашается Володя.
Официант снова уходит.
– Похлебка с курником – это куриный суп? – спрашивает Наташа.
– Ну, не называть же его «бульон», – отвечает он, – мертвое слово, не забывай.
Она снова смеется – точь-в-точь как пятнадцать лет назад в Тавриде, когда они познакомились в спортивном лагере мертвяза. Володя потом удивлялся: как он только не заметил ее раньше в институте? Наташа была на два курса моложе, но в коридорах-то они должны были встречаться. Куда он только смотрел целый год?